– Выяснили причину этого явления? – допытывался король.
Тристан, собравший все варианты, идеи и предложения с фей, пришел с ответом:
– Видимо, Оркелуз оказался прав: Бланш что‑то сделал с образами королей. Следовательно, танкам, в которых они возродились, тоже это передалось.
– Да что «это»?! – не понимал его Илия.
– Аномалия, – спокойно уточнил Тристан. – В них летят противотанковые патроны, их бомбит артиллерия, но едва снаряды долетают, как тут же искажается время, они будто зависают в воздухе и танки спокойно их огибают.
– Я себе слабо такое представляю, – король почесал затылок.
– Гаро сам видел. Он ездил на передовую. Я тебе передаю его показания.
Все же слабость нашлась и у танков-близнецов. Чудо исправно работало на эскалотской земле. Дальше межи, даже после прорыва, «Ужас» идти отказался. Тристан объяснил, что подобное закономерно, – Рошан тоже не мог покинуть Горм по своим причинам, связанным с историей его смерти. Но волшебных машин имелось всего две, а остальные ресурсы Эскалота иссякали. Радожцы, укрепленные силой Кургана, превосходили эскалотских солдат и вместе, и по отдельности. Радожская армия сдвинулась, переступила границу, стремительно подступала к столице, и Илия принял горчащее и скручивающее нутро решение ее оставить, чтобы спасти людей. Так линия фронта все сдвигалась дальше на запад, как солнце катится по небу к вечеру, теряя свое тепло и свет. Дальше и дальше на запад. Курган наступал, но не был жесток, у Потерянного двора сложилось впечатление, что его волнует только одна цель – добиться от Илии того, что тот сам поначалу требовал от вождя. Пали Шевальон, Сантье, Вале, Шилт и прочие графства. Двор нашел последнее пристанище в Пальер-де-Клев. Укрепления в округе строили долго, последние силы армии сосредоточились здесь. Илия порывался не сдаться, но выполнить условие, и почему‑то (он не понимал причин) все: его семья, друзья, пальеры, солдаты и простые люди в окрестностях, которые они вынужденно оставляли, – умоляли его не отказываться от Эльфреда. Теперь все ждали от него последнего рывка, решающего боя. Один Илия знал простую Истину: то, что он победил Лжеца, не делает его победителем всех прочих грядущих войн. Король прошлого оказался не готов к современному миру, у которого было лицо Кургана. Если бы, опираясь на тексты агнологов, Радожны пробудили богатыря Якова, все сложилось бы иначе.
Последний год походил на снежный ком: он прокатился кубарем, разрастаясь, сметая все в бешеном полете. Но для Илии этот процесс казался пустым – все равно однажды растает. И вот уже поздняя весна, Илии исполнилось тридцать три года, а все, что он думал по этому поводу, так только то, что он успел пережить Эльфреда Великого, которому судьба поскупилась даровать еще немного лет. На стене, с высоты которой Илия взирал на то, что у него осталось, короля нагнал Тристан. Они говорили, они молчали, а потом нужно было или расходиться, или снова заговорить.
– Просто… – сорвалось у Илии, но он не стал останавливать себя, – вся жизнь такая была…
– Не говори так, словно она уже закончилась, – одернул его Тристан, хотя и сам давно уже смотрел только на то, что оставил позади.
Но Илия не внял ему и продолжил, будто Тристан его и не перебивал:
– Посмотришь – и не вспомнить годы, когда пожил без войны. Знаю, что они были, но прямо пролетели! – И тут он с таким восхищением посмотрел на окружающий мир: возрождающийся из разрухи Пальер-де-Клев, зелень на деревьях и небо над головой, которое закрывали собой только редкие кляксы порхающих птиц. – А такое чувство, будто всегда только и воевал.
Илия знал, конечно, знал, что то же самое можно сказать и о Тристане, и о всяком эскалотце. Но он так хотел говорить о себе. Он вспомнил себя семнадцатилетнего, согласившегося на все авантюры агнологов, ушедшего на фронт сразу же, как только позволил возраст, чтобы все закончить и жить иначе – не так, как получилось.
– И у меня так, – тихо отозвался Тристан. – Смотрю на дом и думаю, что здесь все началось.
Никто из них не договорил, а окончание фразы повисло липким обещанием. И оно сбылось, Курган уже подступил к последнему рубежу. В де Клев готовились к той самой битве.
Неизбывность конца вывела Илию на поле боя. Кто теперь бы его остановил? Никто, кроме матери и сестры, не пытался. И чудом ли, или только им, линию обороны удерживали, но понесли невосполнимую – впрочем, здесь они все таковыми были – потерю. Танки-близнецы, до того неуязвимые для снарядов, оказались незащищенными в ближнем бою. Когда радожцы прорвались, они окружили «Ужас» и остановили голыми руками. Илия наблюдал страшное, хотя до того в жизни повидал уже столько явственных кошмаров: «Ужас» огрызался из последних сил, раскатывал буйными шасси тех, до кого смог дотянуться, вырываясь. Но многорукий Курган все равно во всем его превосходил. В конце концов радожцы перевернули танк, и тот, кувыркнувшись, сполз на башне в глубокий овраг. Бой продолжился, а после него «Ужас» никто не видел.