Аандред отодвинул пустой корпус Церулеан в сторону, ощутив слабый, привычный приступ печали. Он свистнул Умбер, прищелкнув пальцами. Она проворно запрыгнула на изолированную столешницу и стала ждать со своим обычным хорошим настроением.
– Хорошая девочка, – сказал он и погладил ее по спине. Она в экстазе извивалась. Он распахнул предплечье и коснулся выключателя. Умбер превратилась в изящную статую, и он приложил отвертку к панели доступа на ее грудине.
Датчик был установлен на откидной плате. Он вынул его, проверил острием анализатора нужные диагностические точки. Неисправность стала очевидной: барахлила ячейка памяти. Он вытащил ее, осмотрел контактную кромку, снова установил на место.
Когда он закрыл корпус Умбер и перевел ее в активный режим, индикатор на его предплечье горел ровным зеленым светом. Умбер соскочила со стола, закружилась по псарне и залаяла своим механическим лаем.
– Девочке лучше? – спросил Аандред.
Его пленница наблюдала, прижавшись к решетке.
– Ты разговариваешь странно для машины, – сказала она.
– Это потому, что мы не совсем машины, – ответил он. – Не совсем.
– Что ты имеешь в виду?
Он взял табурет и сел возле решетки. Пленница лишь слегка отстранилась, она хорошо контролировала свой страх.
– Когда-то давно мы все были живыми существами, такими же живыми, как ты, – сказал он. – Я, собаки, даже крысы в подземельях. Даже Мерм. Все когда-то были живыми, а теперь мертвы – за исключением Дроама, который на самом деле является машиной.
Аандред подвинул свой табурет немного ближе к решетке, наклонившись к прутьям. Она не отодвинулась, хотя ее глаза сузились.
– Должен ли я объяснить? – спросил он. – Если я это сделаю, на что ты готова обменять эту информацию? – Произнеся это, он ощутил укол стыда. Почему он пытался напугать ее? Скверная старая привычка, подумал он. Скоро она познает ужас, когда Дроам отдаст ее троллям, а потом она умрет. – Ладно, забудь. Просто назови мне свое имя – этого будет достаточно.
Она долго, молча смотрела на него и наконец произнесла:
– Если я назову имя, хуже ведь никому не станет? Меня зовут Санди Гаро.
Вздернув подбородок, она холодно взглянула ему прямо в лицо, словно насмехаясь над ним.
Ее мужество радует, подумал он, а затем сказал: – Слушай.
Он рассказал о том, как семьсот лет назад все это началось. Сюда, на Островное Море, пришла Сид-Корп и построила Дроам, дорогой курорт для особого рода гостей, для тех, кто увлекался мифами и легендами Старой Земли. Громада Дроама заняла несколько гектаров; его башни вознеслись на триста футов над самым высоким холмом острова. Строители наделили Дроама мощным макромолекулярным интеллектом, а затем придумали свой великий план.
– О, это была замечательная идея, – проворчал Аандред. – Сначала они намеревались укомплектовать Дроам роботами в виде Древнего народа Старой Земли: эльфов, троллей, фей, гномов, волшебников и ведьм. Но одна из них, самая умная… она руководила строительством замка, и ей пришла в голову одна идея. У роботов был один недостаток – они были предсказуемы. Ведь гость может побывать в Дроаме десятки раз за свою жизнь. Испытал бы он скуку, если бы слуги никогда не меняли своего поведения, никогда не действовали иррационально, никогда не проявляли никаких человеческих недостатков или слабостей? Конечно.
– И что? – лицо Санди Гаро было серьезно.
– И поэтому они решили купить личности воплощенных, чтобы поселить их в эти тела.
– Что это означает – воплощенные?
– Призраки. Мы все призраки в Дроаме. Собаки, например… Призраки щенков, умерщвленных ради Дроама семьсот лет назад. Они были преданы смерти – безболезненно, хотелось бы надеяться, – а их маленькие души записали для Охоты.
Ее глаза потемнели от отвращения.
– Так вот как ты стал тем, каков ты сейчас? Тебя убили, чтобы загрузить в машину?
– Не совсем. – Аандред скрипуче рассмеялся. – О, один или два воплощенных человека были куплены таким образом – больные или потерявшие желание жить мужчины и женщины, которые продали себя за деньги, чтобы помочь их семьям, и за шанс на продолжение жизни. Но большинство из нас – казненные преступники, наши личности были проданы на аукционе, чтобы покрыть ущерб за наши преступления.