Судя по изображению на этой гравюре 1880 г., Павсаний был выдающимся греческим героем. Увлекшись утехами, что предлагал ему Византий, он в итоге вернулся в Спарту, где его ждал совсем не героический конец: его замуровали в акрополе Спарты, где он умер голодной смертью
В Спарте Павсаний правил в качестве регента юного сына почившего Леонида{70}. Во многих отношениях Павсаний был образцовым греком: одержав победу при Платеях, он велел спартанским рабам, илотам, накрыть на стол простой ужин – в противоположность обильному торжественному пиршеству, подготовленному в шатре побежденного персидского полководца. Он вел за собой войско из 100 000 человек, а потерял всего 91. В знак признания его внушительных заслуг ему была предложена в дар десятая часть военных трофеев, добытых раньше персами в боях: среди добычи чего только не было – от наложниц до золотых блюд.
Возглавив флот панэллинской лиги, чтобы разгромить гарнизон персов в Византии и приглядеть за обстановкой на востоке, и выйдя из крохотного порта Эрмиони (где и до сих пор причаливают небольшие паромы и морские такси), Павсаний освободил Кипр и Византий. После этого он пустился во все тяжкие, превратившись в конце концов (до неприличия скоропалительно) в диктатора. По словам историка Фукидида, «Павсаний скорее устанавливал деспотию, а не отдавал военные распоряжения». Византий, похоже, вскружил Павсанию голову, а в результате изменился весь ход истории.
Для Павсания, как для того, кто был родом из Спарты, города-государства, печально известного отрицанием любых удовольствий, Византий, наверное, стал маленьким раем. Вполне вероятно, что Павсаний первым возвел вокруг города стены, чтобы оградить именно это живительное, хмельное очарование. Это – очень показательный шаг{71}, особенно оттого, что спартанцы презирали городские стены, кичась тем, что «стены Спарты – это ее юноши, а границы – острия их копий»{72}. Афины возвели вокруг себя собственный кордон в 478 г. до н. э., в тот же год, когда Павсаний укрепил Византий, – город стал его, и тиран явно имел на него большие планы.
Победы Павсания, по-видимому, во всех смыслах одурманили его. Этот спартанец заказывал восхваляющие его стихи и посвящения, и даже велел высечь свое – и только свое – имя на постаменте Змеиной колонны, возведенной в Дельфах греческими союзниками в память о поражении персов. Это сюрреалистичное и прекрасное сооружение – золотой треножник в дар богу Аполлону на витой, 5,5 метра высотой, бронзовой колонне в виде сплётшихся змей – было не только религиозным жертвенником, но еще и памятником павшим на войне. На витках змеиных тел были выгравированы названия 31 греческого города-государства, объединившихся для противостояния персам. Представители власти, убедившись в гордыне Павсания, в замешательстве тут же изничтожили столь вопиющую саморекламу этого выходца из Спарты.
Восемь столетий спустя Змеиную колонну перенесли на ипподром Византия. Невозможно отделаться от мысли, что Павсанию в душе было бы приятно, что этот памятник (ныне довольно невыразительное сооружение) – одна из немногих сохранившихся с античной эпохи древностей, стоящая до сих пор в современном Стамбуле неподалеку от Голубой мечети и доступная для всех. Сегодня здесь любят остановиться перекусить туристы и молодые стамбульцы. Этот выдающийся памятник древности описал Геродот, и то, что осталось от него, возвышается ровно на том месте, куда (как пишет историк Евсевий – в IV в. н. э.) его поместил император Константин.
Оригинальную золотую чашу, которая изначально лежала на головах змей, расплавили в 350-х гг. н. э., а в Археологическом музее Стамбула хранится всего одна из змеиных голов. В городе, в самом его историческом центре, невольно отдают дань памяти этому выходцу из Спарты, который так страстно любил это место.
В древние же времена счастливые деньки Павсания были сочтены. Мало того что он строил всевозможные эксцентричные козни, Павсаний еще и заигрывал с персами, носил персидские одежды (по слухам), спал с персидскими женщинами, носился с идеей династического брака с дочерью Ксеркса{73} – и все это не прекращая командовать греческим флотом со своей базы в Византии. После того, как где-то в 477 г. до н. э. Павсания призвали из Спарты по какому-то несколько надуманному делу – что должно было послужить ему «желтой карточкой», – он поспешил обратно в свой вновь обретенный город.
Хотя теоретически Византий снова оказался под защитой Афин, но… Афины напрягали все свои силы, утверждаясь как морская держава, а Павсаний, между тем, оставался на своем месте, хотя стало совершенно ясно, что теперь он – полноправный диктатор. Из Афин, чтобы продемонстрировать Павсанию, что его действия неправильны, вышли войска под предводительством Кимона. В конце концов, примерно в 470 г. до н. э. полководца, захватившего власть, в категоричной форме призвали в Спарту. Из-за своей страстной любви к Византию Павсаний из идеала превратился в позор. Вернувшегося в Спарту полководца загнали в городской акрополь, где он пребывал в заключении за стенами храма Афины и умер голодной смертью. Его вытащили лишь для того, чтобы его разлагающийся труп не осквернял святилище.
70
Отправляясь в Фермопилы, Леонид знал, что это – самоубийство. Он взял с собой лишь тех, кто оставил по себе сыновей.
71
Более ранние крепостные сооружения города, по-видимому, включали возведенный в VII в. до н. э. деревянный частокол.
72
Плутарх, «Нравственные сочинения», 217e. Перевод на русский М. Н. Ботвинника
73
Интересно, что о том, что Павсаний просил руки дочери Ксеркса, Фукидид говорит как о непреложном факте, а вот Геродот – историк, более близкий этому географическому региону, – оспаривает это.