— Спасибо, вы очень любезны, — сказала она и поставила вазу на край стола так, чтобы она никому не мешала.
Пока она усаживалась за стол, мне вдруг вспомнилась сцена из прошлого.
Последние дни в лицее, наш выпускной вечер… Переполненный зал… Мы вот так же втроем у стола, но не сидим, как сейчас, а стоим. Хандан входит в зал. На ней пепельно-розовое платье… Красавица, как свежий цветок, как дуновение ветерка. Вся троица при виде ее тут же начинает приводить себя в порядок. Стол совсем рядом, на стульях никто не сидит. Сначала садится Хандан. Я жду, пока кто-нибудь из моих друзей — Демир или Йекта — сядет рядом с ней. Но они тоже продолжают стоять, никто не торопится. Хандан понимает, в чем дело. Она сама должна выбрать того, кто сядет рядом с ней. И отвергнутые — несмотря на молодость, для которой все это было еще непонятно, — примут это с достоинством. Хандан улыбается и поворачивается ко мне:
«Присаживайся, Невзат, — говорит она и показывает на стул, стоящий напротив нее. — Что ты стоишь как истукан? — Ее наполнившиеся слезами глаза смотрят в сторону наших друзей. — Демир, Йекта, вы тоже садитесь давайте».
Меня охватывает странное чувство: с одной стороны, я счастлив из-за того, что она выбрала меня, с другой — меня беспокоит, что это удар для друзей.
— Присаживайся, Невзат, — голос Евгении выдернул меня из воспоминаний о выпускном вечере. Я снова оказался в «Татавле». — Садись, садись. — Она сказала это точно так же, как Хандан много лет тому назад: — Что ты стоишь как истукан?
Я вдруг заметил, что все остальные уже давно сидят, и только я по-прежнему стою рядом со столом. Пора выбираться из плена воспоминаний.
— Я как раз собирался разлить ракы, — сказал я и потянулся за графином. — Давайте мне ваши стаканы.
Пока я выставлял стаканы в ряд, Демир отвесил комплимент:
— Мезе выглядят изумительно. — Сегодня наш скромный друг превзошел самого себя. — Уж и не помню, когда мне в последний раз доводилось есть топик.
Хозяйке вечера пришлось вежливо предупредить нас:
— Вы на мезе не очень-то налегайте! Еще горячее будет. У нас потрясающая рыба, сегодняшний улов…
— Поскорее бы уже, — с улыбкой сказал Демир. — Кажется, с рыбой нам опять повезло. Как же мне это нравится!..
Я даже не стал спрашивать, сколько ракы им наливать. Мы втроем уже столько раз пили вместе, что я знал, сколько каждый из них выпьет. По саду поплыл знакомый запах аниса. Мы разбавили ракы водой, и только Евгения, как всегда, предпочитала пить неразбавленный. Она подняла стакан и осторожно потрясла им.
— Ну, за вас.
Демир отреагировал раньше нас:
— За тебя.
Йекта не повеселел, но подстроился под компанию.
— За дружбу, — объявил он. — За вечную дружбу.
Думаю, Евгения заметила грусть в голосе нашего поэта и тихо добавила, в надежде, что это как-то приободрит его:
— И за жизнь… Пусть она всегда улыбается нам!
Но вместо Йекты на ее слова отреагировал Демир. Он резко изменился в лице, веселье во взгляде улетучилось, появилась какая-то тоска. Он заговорил с видом человека, который давно смирился с поражением:
— За жизнь… За жизнь, которая будет продолжаться и после того, как все мы покинем этот мир…
Да что с ними случилось?
— За жизнь, — повторил я упрямым, но обнадеживающим голосом. — За жизнь, которую нужно ценить несмотря ни на что. За жизнь, которой мы будем сполна наслаждаться до того, как покинем этот мир.
Признаюсь, я немного переборщил. Но в итоге добился, чего хотел: первой прыснула Евгения, потом — Демир, следом за ним — Йекта. И вот уже мы расхохотались все вместе. И все вместе повторили:
— За жизнь.
Чокнувшись стаканами, отпили ракы. Даже Йекта, казалось, повеселел.
— Они всегда так, — сказал он Евгении, которая сидела по диагонали от него. Он по-прежнему держал стакан в руке. — И в молодости все время препирались, соревновались друг с другом. Просто два павлина… Постоянно влипали в какие-то истории, только чтобы показать, на что способен каждый из них.
— А ты? — спросила Евгения, раскладывая брынзу по тарелкам. — Ты не с ними разве был?
— А как же, — ответил за него я: мне хотелось избавить своего друга от плохого настроения. — Ты не смотри, что он такой щупленький. Он никогда не прощает обиду.
— Но он очень терпеливый, — тут же вмешался Демир. — Готов ждать вечно, чтобы мстить, когда придет его час.