Я нашел его именно в том месте, которое он описал. Несмотря на то что Али провел всю ночь на ногах, он совершенно не выглядел усталым. Он заметил меня и улыбнулся: даже в сумерках было видно, как блеснули его жемчужно-белые зубы.
— Сюда, инспектор. Идите сюда. Тут такой аромат стоит.
Он был прав: сад позади тюрбе, походивших на волшебные шатры из камня, благоухал ароматом роз.
— Бог мой, Али. Да тут у кого угодно голова закружится.
— Верно, инспектор, тут можно опьянеть и без капли спиртного, от одного только запаха.
Со мной дело обстояло еще хуже: я-то уже выпил не одну каплю вечером в «Татавле», а теперь еще и этот запах роз…
Нет, я совершенно не чувствовал себя пьяным. Я переживал за Йекту и всю нашу встречу просидел как на иголках, не смог насладиться ни едой, ни выпивкой. Все мои мысли были о ребятах, дежуривших около мечетей. Я ждал, что вот-вот зазвонит телефон и кто-нибудь сообщит мне, что найден очередной труп… Несмотря ни на что, вечер прошел неплохо. К концу Йекта немного повеселел и даже начал подпевать песням. Евгения была на седьмом небе и очень расстроилась, когда Йекта и Демир собрались уходить: еще не было и одиннадцати. Ее настроение не стало лучше, когда я сообщил ей, что вернусь на работу после того, как отвезу ее домой.
Я пришел в себя, только когда Али, вглядываясь в тюрбе Хюррем-султан своими черными как смоль глазами, сказал:
— Не понимаю. Раз Сулейман и Хюррем-султан так любили друг друга, почему их похоронили в разных тюрбе?
— Не знаю, Али. Возможно, было какое-то правило. — Я взглянул на тюрбе самого могущественного из османских султанов. — Но я точно знаю, что все, кого султан любил, похоронены рядом. Например, его дочь Михримах-султан. Лежит прямо рядом с ним.
Али посмотрел на меня. Лицо его выражало удивление и восхищение.
— Вы про всех все знаете? — спросил он, радостно улыбнувшись.
Об этом, между прочим, рассказал Йекта за столом… Я весь вечер лез к нему с вопросами, чтобы он не впадал в тоску. Поэтому он говорил больше всех. Мы не дали ему читать собственные стихи, зная, что он загрустит еще сильнее. Разговор в основном вращался вокруг Сулеймание и ее создателя, архитектора Синана. Йекта рассказал нам удивительную легенду о любви дочери Сулеймана Кануни Михримах-султан и Синана, которая покорила Евгению. Я называю ее легендой, потому что сам Йекта сомневался в достоверности.
— Знаешь, Али, есть очень интересная история про Михримах-султан, — сказал я, приблизившись к тюрбе Сулеймана Кануни.
Мой напарник следовал за мной. Мы прошли под портиком и заглянули внутрь через окно, несмотря на то что в темноте было очень трудно разглядеть навершия захоронений. Пока Али вглядывался внутрь мавзолея из-за моей спины, я пересказал ему легенду, которую поведал нам Йекта.
— Легенда гласит, что зодчий Синан влюбился в Михримах-султан. Ничтожному зодчему совершенно не подобало питать чувства к дочери султана, поэтому ему пришлось скрывать их в глубине сердца. Никому никогда не проговорился он о них. Тем временем султан Сулейман дал согласие на обручение дочери с Рустемом-пашой. Вскоре после брака с Михримах-султан его положение упрочилось, и он стал одним из главных визирей. Но с этой должностью у него прибавилось работы и обязанностей, и вскоре ему перестало хватать времени на молодую жену. Супруг отсутствовал все больше и больше, поэтому Михримах-султан, у которой было много свободного времени и сил, решила посвятить себя благотворительности. Она начала организовывать приюты, помогала бедным и нуждающимся, занималась обустройством столовых для бедных и домов призрения. Когда она обратилась к Синану, чтобы он построил мечеть, зодчий увидел в этом возможность выразить свои чувства. Он вложил все свое мастерство и талант в строительство мечети в Ускюдаре, той, что у набережной. Позже Михримах-султан заказала ему строительство еще одной мечети — в Эдирнекапы. Обе мечети как будто бы вторили имени Михримах. Дело в том, что «михр» означает «солнце», а «мах» — «луна», иными словами, имя султанской дочери переводится как «солнце и луна». Синан выразил свою любовь к ней, построив одну мечеть там, где заходит солнце, а вторую — там, где восходит луна. И раз в год Михримах-султан наблюдала за тем, как солнце заходит за купол мечети в Эдирнекапы, а луна восходит между минаретами мечети в Ускюдаре.
— Как же он был влюблен, — вздохнул Али, приглаживая волосы на голове. Трудно было понять, думает он о Зейнеп или говорит просто так. — Да он же создал поэму в камне!