Видимо, в моем взгляде опять читалось недоверие.
— Честное слово, Невзат, так оно и было. Я не хотел его впутывать. Но Демир не отступал, умолял меня сделать это вместе. Он тоже не хотел больше так жить.
Йекту снова пробрал кашель, еще более сильный и долгий. Я опять хотел предложить ему поехать в больницу, но он, подняв руку, остановил меня:
— Мы поедем, обещаю, ты непременно отвезешь меня в больницу…
Слова давались ему с большим трудом. Откашлявшись, он продолжил рассказ:
— Конечно, с Демиром все стало проще. Действуй я в одиночку, скорее всего, попался бы на первом же убийстве. У Демира был явный талант в таких делах. Во время войны в Боснии он участвовал в стольких сражениях, столько смертей видел. — Он засмеялся, как будто сказал что-то забавное. — А я что? Профан, да и только. Представляешь, я ведь грохнулся в обморок, когда мы убивали Денизэля.
Он без сознания был, но при виде крови, хлынувшей из перерезанной глотки, мне вдруг стало плохо, и я рухнул на пол.
Я не узнавал Йекту, он изменился. Мой утонченный друг-поэт исчез, и теперь передо мной был убийца, без тени сожаления рассказывающий о том, как он расправлялся со своими жертвами. Но при этом он был таким жалким, таким беспомощным, что я даже злиться на него не мог.
— Как я уже говорил, если бы не Демир, ничего бы у нас не вышло. Это он все спланировал. Мы превратили мой гараж в подобие операционной. Наверное, ты там уже побывал. Украли белый фургон, продумали все так, чтобы дело заняло ровно семь дней…
— Подожди, подожди, — прервал я его. По нашим подсчетам, все убийства произошли в течение шести дней. — Разве вы первое тело не во вторник вечером оставили?
— Нет, в понедельник, ближе к полуночи. Мы хотели связать все с числом семь. Это, конечно, была моя идея. Чтобы наш план сработал безупречно, мы долгие месяцы следили за жертвами: когда они выходят из дома, когда приходят на работу. Убив одного, мы тут же похищали следующего. Проще всего было с Недждетом и Адемом. Они сами попали к нам в лапы.
Не выдержав, я крикнул:
— Неужели тебя не мучает совесть? Они виновны в гибели пяти человек. А вы-то сами зарезали семерых!
Мои слова его ничуть не задели.
— Ты ошибаешься, Невзат, — спокойно возразил он. — Они тоже убили семерых. Они погубили не только Хандан, Умута и тех трех несчастных рабочих, но и меня с Демиром. Так что их самих убили не живые люди, а лишь тени двух некогда живших людей, ими же и убитых. — Горькая усмешка искривила его кровоточащие губы: — Совесть, говоришь? Да, Невзат, мучит, еще как мучит! Но, поверь, даже угрызения совести лучше, чем бессмысленная жизнь. — Он медленно поднял старый пистолет своего отца и направил на себя. — Впрочем, конец близок…
— Что ты делаешь?
— А что еще мне остается? Ты же не думаешь, что я смогу жить после всего этого?
Конечно, нет. Еще когда я сидел рядом с остывающим телом Демира, когда только догадался, где мне искать Йекту, уже тогда я знал, что не смогу убедить его жить дальше. Но я не желал сдаваться.
— Отчего же? Жизнь, хоть и в тюрьме, — это все же жизнь. Может быть, ты даже попадешь вместе с Демиром…
Его тело сотрясли безмолвные рыдания, а из глаз медленно покатились слезы.
— Пожалуйста, не ври мне, Невзат. Демир уже мертв. — Он даже не пытался стереть слезы. — И у меня тоже нет иного выхода. Я умер еще тогда, вместе с Хандан и Умутом. А все это — лишь попытка придать хоть какой-то смысл нашим искалеченным жизням.
— Смертью? — резко спросил я.
— Да, смертью — нашей собственной и смертью тех подонков. Ничего другого нам не оставалось… Как ты не понимаешь, Невзат? Мы были в отчаянии. И это все — в назидание людям. Это все — наш прощальный подарок Стамбулу. Нам претила сама мысль о том, чтобы и дальше жить такой пустой жизнью, незаметной и бессмысленной. Как видишь, другого выхода у нас не было. Да, мы подарили свою жизнь Стамбулу — на память.
Он приставил пистолет к подбородку.
— Стой! — закричал я. — Ты же обещал, что мы поедем в больницу.
Он посмотрел на меня с неизбывной тоской:
— Конечно, поедем. Демир ведь уже там?
Его палец лег на курок, и я сделал последнюю попытку:
— Йекта, нет!
— Прости, Невзат. Прости…
Тишину кладбища взорвал оглушительный выстрел. Содрогнулись могильные плиты, слегка покачнулись кипарисы, захлопали крыльями ночные птицы, где-то раздался собачий лай. Прислонившись к надгробию Хандан, Йекта замер навеки.