Кажется, Евгения немного успокоилась. У меня тоже отлегло от сердца. В приподнятом настроении я стал расхваливать закуски:
— Подожди-ка, ты сначала попробуй морского окуня, а потом уже говори.
С ее лица не сходило удивленное выражение.
— Где ты раздобыл морского окуня?
— Друзья прислали из Фетхие. Эта рыбина тянула на два с половиной килограмма.
— Скажи правду, Невзат, кто все это приготовил?
Я не собирался скрывать правду, но решил немного потянуть время.
— Сейчас, сейчас, только пристрою это куда-нибудь, — сказал я, осмотрелся и поставил вазу с цветами на журнальный столик — на обеденном столе места не было.
Евгения наблюдала за каждым моим движением; она по-прежнему стояла.
— Чего же ты не садишься? — спросил я.
Мой вопрос заставил ее напрячься. Она окинула взглядом все четыре стула, стоявшие вокруг стола.
— И куда же мне сесть?
— Куда захочешь. Больше никого не будет. Только мы вдвоем.
Евгения выбрала ближайший к окну стул. Я сел напротив.
— Скажи мне наконец, — теряя терпение, воскликнула она, — кто приготовил все эти деликатесы?
— Ты поверишь, если скажу, что я сам? — По ее лицу я понял, что нет. — Ладно. Я расскажу, если ты нальешь ракы.
Она хитро улыбнулась и потянулась за графином.
— Так и знала, что это не ты. А что насчет морского окуня? Ведь тоже не ты?
— К сожалению, нет. Я полный ноль на кухне. Готовил мой друг. Рыбу, мезе и все остальное.
— И он велел тебе запекать рыбу не более тридцати минут? — спросила она, наливая мне ракы.
— Да, точно.
— И кто же этот друг?
— Ариф-уста. Раньше у него было свое мейхане. Ариф-уста из Текирдага.
— Ариф-уста? — переспросила она, ставя графин на стол. — Нет, не слышала.
— Ариф давно уже не занимается питейным бизнесом. Но он был знаком с твоим отцом. И он всегда хорошо отзывается о «Татавле».
— Но почему ты не приходишь в «Татавлу» вместе с ним? — спросила она, добавляя воду в мой стакан с ракы. — Мы бы угостили его своими закусками.
Я взял стакан с побелевшей водкой. Евгения не стала добавлять себе воду, сидела и крутила стакан.
— Что же, — начал я, — добро пожаловать в мой дом.
Я предложил выпить за нее, но она вдруг сказала:
— Нет, Невзат. — В ее глазах появилась решимость. — Не за меня. Выпьем за Гюзиде и Айсун. — Она тихонько коснулась своим стаканом моего. — За твою жену и твоего ребенка…
Я не знал, как реагировать. Еще в дверях, буквально с первого взгляда, она почувствовала, в каком состоянии я нахожусь. Но промолчала, решила дождаться подходящего момента. Сейчас же, уступив своей природе, предпочла не прятаться от проблемы. Но я оказался не готов к этому, поэтому замер со стаканом в руке.
Она заметила, что я не пью, и тоже не выпила.
— Но почему, Невзат? — тихо спросила она. — Почему мы не можем выпить за них, не можем поговорить о них? Они по-прежнему часть твоей жизни. Разве ты не замечаешь? Память о них делает тебя тем, кто ты есть на самом деле. Боль, которую ты испытываешь, делает тебя сильнее. Если речь обо мне, то я никогда не представляла тебя отдельно от них. Мне такое и в голову не приходило. Они были всегда и есть сейчас. Теперь они мне такие же родные, как и тебе. Невзат, неужели ты не понимаешь? Я полюбила тебя вместе с ними.
Слушая Евгению, я все отчетливее понимал, что выгляжу не в лучшем свете.
— Проблема не в тебе… — подавленно сказал я.
— Но тогда в чем? — спросила она и устремила на меня пронизывающий взгляд. — Ты их не предавал, Невзат. Мы полюбили друг друга. В этом нет ничего предосудительного. Мы не грешили, никого не обворовывали. Я уверена, что они желали бы тебе только счастья. Почему ты чувствуешь себя виноватым?
Я опустил глаза на свои руки, лежавшие на столе.
— Не знаю… — мой ответ прозвучал беспомощно. — Возможно, из-за того, что я так и не отыскал убийц. Или же потому, что они погибли случайно, вместо меня, а я не смог их спасти… — Подняв глаза, я посмотрел на нее, моля о пощаде. — Все слишком запутано, Евгения. Поверь, мне бы очень хотелось освободиться от чувства вины. Но это так тяжело… Да, я переживал, когда пригласил тебя сюда. Но вместе с тем мне ужасно хотелось, чтобы ты пришла. Извини, это несправедливо по отношению к тебе.
— Вовсе нет! — твердо ответила она. — Никакой несправедливости я тут не вижу. Ты зря мучаешь себя, не нужно этого делать. Мы все можем сосуществовать в твоей жизни. Не пытайся скрыть от меня свою жену и дочь. Повторю, я принимаю тебя вместе с ними и люблю вас троих.