— Не переживайте, пока что об этом и речи нет. Надеюсь, мы скоро обнаружим убийцу. И Намык-бей забудет об этой не совсем приятной истории.
— Благодарю за откровенность, — сказала она. — Вы и правда не такой, как другие.
Сейчас я был не в настроении выслушивать дифирамбы.
— Какой второй вопрос? Вы сказали, что хотите обсудить два вопроса.
— Ах да, — Лейла снова собралась с духом и, справившись с волнением, продолжила: — Не знаю, насколько это может быть важно, но Недждет вел кое-какие дела с одним приятелем. Очень богатый человек.
Заметив мой неподдельный интерес, она уточнила:
— Его зовут Адем. Адем Йездан.
Никогда раньше о таком не слышал и спросил, не скрывая любопытства:
— Кто это? И как он был связан с Недждетом?
— Сам он говорит, что занимается туризмом. Но, по-моему, там не все чисто. И Недждет помогал ему в каких-то грязных делишках.
Вчера Лейла нам ничего не рассказала, но как только появилась угроза для ее бойфренда, язык у нее тут же развязался. Наверняка это еще не все.
— Как именно помогал?
— У Адема Йездана есть кое-какие планы. Они связаны с исторической частью города, конкретнее — с районом Султанахмет. Планы на самом деле грандиозные: начиная от сети бутик-отелей вплоть до целого бизнес-квартала. Но получить разрешение на строительство в этой зоне почти невозможно. Поэтому ему нужен был человек, отлично знающий район и законы. Так сказать, изучивший вопрос изнутри. И это был Недждет.
— Он взялся за это из-за денег?
Кажется, Лейлу уже нисколько не заботила репутация бывшего мужа, пусть и покойного. Она говорила все более решительно:
— Конечно, чего еще ради? Я не представляла, что Недждет может опуститься до такого. Но в тот вечер, когда мы разругались, я поняла: Недждет поистине ужасный человек. Он спросил меня, неужели я и дальше намерена тратить свою жизнь на музей за грошовую зарплату. Я промолчала. «Одумайся, Лейла, — сказал он. — Все эти ассоциации по защите Стамбула — зачем тебе это? Пусть этим занимается твой дружок-социалист, раз уж ему так неймется. Но ты-то разумная женщина. И не хуже меня все понимаешь. Вспомни наши раскопки в Анатолии. Как над нами все вокруг насмехались. Как в погоне за сокровищами хапуги буквально уничтожили все, на что мы потратили столько лет. А десять лет назад, когда мы работали в деревне около Кайсери — тогда шейх[10] какого-то там ордена вынес фетву![11] И мы чудом выбрались оттуда живыми! Нет, Лейла, тут все понятно. В нашей стране никому и дела нет до истории. Прошлое, культура — для большинства это пустой звук. Выйди на улицу и спроси, например, про историю. Знаешь, что тебе ответят? Не знаешь? Я скажу тебе. «Э-э-э, ну-у-у, когда-то наши предки жили на Алтае…» И ладно, если это хотя бы вспомнят. Про мужество скажут, про мечи, коней, может, про флаг. И все. Потому что ничего они не знают ни о предках, ни об истории, ни о культуре. Вот спроси их про культуру — они сразу в ступор впадут. Бог с ней, с культурой, ты про религию спроси, про ислам. И десяти слов не ответят. «Хвала Аллаху, мы мусульмане; Мухаммед — наш Пророк; Коран — Священная книга». Вот и все, что им известно. Кто из них сможет как положено прочесть хотя бы первую суру «Аль-Фатиха»? Но если хоть кто-то осмелится что-то нелестное сказать об их религии — они мокрого места не оставят!» Я прекрасно знала, к чему Недждет клонит, но все же спросила: «Ладно, и что ты предлагаешь?» Он сразу воодушевился — подумал, наверное, что ему удалось меня заинтриговать, — и наконец сказал то, к чему вел с самого начала: «Мы должны взять судьбу в свои руки. Может ли в стране, где не осознают ценность жизни, цениться история? Чтобы изменить такое отношение, нужны не годы — столетия! И то лишь под влиянием Европы и ЮНЕСКО. Бросай ты этот свой музей! Адем-бей сейчас ищет сотрудников. Давай с нами!» Я с жалостью смотрела на него. «Что с тобой стало, Недждет? Как ты мог так измениться?» После моего вопроса он немного сник. «Дорогая, ты не понимаешь, — он пытался сохранять спокойствие. — Этот хмырь Намык морочит тебе голову. Его идеи безнадежно устарели. Все это давно в прошлом. Мир больше не потакает подобным глупостям. Теперь каждый должен думать о себе, быть самим собой. Хочешь знать, в чем нуждается эта страна? В личности — уверенной в себе, в своих силах, не загоняющей себя в рамки идеологии, религии, морали или закона. Если мы станем вот такими сильными, успешными личностями, то и страна станет сильнее и успешнее…» Представляете, он свою безнравственность еще и философией прикрывал. Я больше не могла это слушать. «Понимаю, о чем ты говоришь, но я считаю иначе», — сказала я в надежде закрыть тему. Но Недждет и не думал отступать. «И что же ты решила?» — спросил он. Я ответила прямо: «Я не собираюсь становиться такой личностью. Предпочту быть слабым человечком, прислушивающимся к голосу совести, чем стать этим твоим сверхчеловеком, свободным от любых рамок. И уж, конечно, те гроши, что я получаю в музее, для меня намного ценнее той кучи денег, которой меня одарит твой дорогой Адем-бей». Видя мою решимость, он не стал спорить и сказал: «Ладно, об этом мы потом поговорим». После этого он подозвал официанта. А потом… вы и так знаете, мы поругались.
10
Шейх — в исламе почетное звание наиболее образованных и уважаемых богословов, обычно так именуется лидер религиозной общины.
11
Фетва — в исламе решение по какому-либо вопросу, выносимое духовным лидером и гк нона иное на принципах ислама и прецедентах мусульманской юридической практики.