Родители бросили Али совсем маленьким. Он не знал, ни как их зовут, ни как они выглядят. Вырос в приюте. Раньше он никогда не рассказывал о своем детстве. Первый раз поделился. Кто знает, о чем он еще молчит. Пока он рассказывал, у меня щемило сердце, а на глаза навернулись слезы. Что я мог сейчас сказать ему? Разве можно залечить эту рану? Если он заметит, что я его жалею, будет еще хуже.
— Но есть ведь и добрые мусульмане, — мягко сказал я. — Вот, например, Баки-амджа, имам из мечети Тахта Минаре у нас в Балате. Да упокоит его душу Всевышний, замечательный был человек. Про него всегда говорили, что он истинно следует заповедям Мевляны:[14] терпимости и любви у него с лихвой хватало на всех. Бывало, отец с друзьями сидит выпивает в трактире «Агора», так Баки-амджа не видел ничего постыдного в том, чтобы подсесть к ним да посмеяться от души. Сам он ни капли в рот не брал, но этим людям, которые, может, и за всю жизнь в мечети ни разу не появлялись, он и слова дурного не сказал. Лишь изредка, словно в шутку, говорил: «За ум вам пора браться, ребята. Не будет вам от этой выпивки пользы ни в этом, ни в ином мире». Ко всем в нашем квартале — и к религиозным, и к неверующим — относился одинаково хорошо, по-дружески.
— Знаю, мне тоже встречались такие люди. Не будь их, я — не приведи Всевышний — совсем бы в безверие ударился… Но стоит мне увидеть мерзавцев, подобных Шерафеттину, — безбожников, прикрывающихся маской мусульман, — и я просто срываюсь с катушек.
Злости в его голосе поубавилось, плохие воспоминания понемногу теряли над ним свою власть. Я принялся смотреть по сторонам, разыскивая дом убитого. Ага, вот и та самая лавка. В четырехэтажном доме с зеленой плиткой на фасаде.
— Нам сюда?
— Видимо, да. Вон табличка висит: «Апартаменты Кынаджи».
— Смотри, перед лавкой есть место, давай туда припаркуемся.
Не тут-то было: удобное местечко успел занять привезший мясо белый фургон. Из кабины выбрался молодой человек с бородой, в чалме и белом, заляпанном кровью фартуке. «Ой-ой, как бы Али не закатил скандал», — слегка напрягся я. Но мне даже не пришлось ничего ему говорить: он проехал метров пятнадцать вперед и остановился перед аптекой «Герчек». Отчаяние на его лице испарилось, стоило ему увидеть за прилавком девушку со свободно ниспадающими на плечи темными локонами. Она, то и дело посмеиваясь, разговаривала со стоявшим за кассой молодым человеком.
— Значит, тут и нормальные люди есть, — пробормотал он, заглушая мотор. — А то мне, инспектор, показалось, будто я в какую-то другую страну попал.
— Нет, Али, никакая это не другая страна — та же Турция. И все те люди, как, впрочем, и эта девушка с парнем, — наш народ.
Снова в его глазах появились сомнение и тревога. Он пытался с ними бороться, но тщетно. Покачав головой, Али сказал:
— Не знаю, инспектор… Они, конечно, наши сограждане, но…
Тут он заметил двух мальчишек лет восьми, игравших у дороги, и снова разошелся:
— Только посмотрите на мальчишку, ему еще и десяти нет, а он уже в зеленой чалме и шароварах. Это называется истинный ислам?
— Для тебя, может, и нет, а для семьи этого ребенка — да.
Ничего не ответив, Али с кислой миной вылез из машины, и мы направились к дому убитого. Снова в глаза бросилась табличка, выложенная изумрудной мозаикой на белой облицовке фасада: «Апартаменты Кынаджи».
— Должно быть, убитому принадлежало все здание, — предположил я. — У Недждета с деньгами тоже ведь полный порядок был. Как думаешь, убийца выбирает тех, кто посостоятельнее?
Али не отрываясь смотрел на надпись, выполненную арабской вязью на двери.
— Не знаю, инспектор, но, кажется, этот Мукаддер тоже был из этих, религиозных…
Я начал вспоминать, во что вчера вечером был одет убитый. Уже собирался возразить Али, что он ошибается, но промолчал, потому что это не имело никакого отношения к нашему делу.
Как только я нажал на кнопку звонка, Дверь тут же распахнулась. Видимо, уже начали собираться родственники убитого — нас впустили без единого вопроса. Не успели мы войти, как наверху отворилась еще одна дверь. Кто-то зажег свет. На верхний этаж вела крутая лестница, ширина ступенек отличалась, и я догадался, что здание возводили лазы[15], а они известные пройдохи. В этот момент на площадке показался молодой человек. Пока мы поднимались по этим разнокалиберным ступенькам, он, свесившись вниз, пытался нас рассмотреть. Его взгляд не отличался приветливостью, и Али это не понравилось.
14
Мевляна Джелаладдин Руми (1207–1273) — известный средневековый персидский поэт-суфий, исламский богослов, один из крупнейших философов исламского мира.
15
Лазы — народность, проживающая на северо-востоке Турции. Среди турок имеют репутацию недалеких и не очень добросовестных исполнителей.