— Вы когда-нибудь встречались с ним лично?
— Никогда. У меня все время университет занимает — дел отца я совсем не касалась. В офисе у него и то бывала от силы раз в год.
— Что вы изучаете?
— Я окончила теологический факультет. — Показывая на книги, лежавшие на столике между нами, она тихо добавила: — Сейчас вот в магистратуре учусь.
Названия книг состояли сплошь из арабских слов, и мне стоило большого труда их разобрать. Это были труды известных богословов, таких как Ибн Араби, аль-Кушайри[23] и Сахль ат-Тустари[24].
— Все эти книги посвящены толкованию Корана. Я занимаюсь тафсирами, то есть комментариями к Корану, и тавилями — его аллегорическими толкованиями. Изучаю тот истинный смысл, что кроется в Священной книге. Ее ни за что не понять тем, кто не постиг эти скрытые значения. А те, кто неверно понимает Коран, никогда не смогут понять Аллаха.
Я был абсолютно далек от этой темы.
— Хм-м-м, — вот и все, что я мог произнести в ответ.
Но зато слова нашлись у Али.
— Знаете, Эфсун-ханым, как по мне, все, что вы сейчас сказали, — полная бессмыслица, — выпалил он со всей прямолинейностью.
Она бросила на Али безразличный взгляд, как будто перед ней был какой-то неодушевленный предмет. Я подумал, что она промолчит в ответ, но слова моего напарника, должно быть, разворошили ее душу. Однако, когда она заговорила, ничто в голосе не выдавало ее злости:
— В суре «Различение» говорится: «А рабы Милосердного — те, которые ходят по земле смиренно и, когда обращаются к ним с речью невежды, говорят: «Мир!»». Я тоже говорю вам, Али-бей: да пребудет с вами мир. Я не ждала, что вы поймете, о чем я говорю.
Али обожал подобные споры. Он тут же сделал ответный выпад:
— Зачем тогда рассказываете нам все это?
Девушку трясло от негодования. Еще чуть-чуть — и она бы не сдержалась. Но Али не дал ей и рта раскрыть:
— Не надо, Эфсун-ханым, не смотрите на меня так — меня этим не проймешь. Я отношусь к Корану с не меньшим трепетом, чем вы.
То, что я сейчас вам скажу, в книжках не пишут, но это правда — можете не сомневаться. Любой, кто возомнит себя Богом и отнимет у кого-то жизнь, будет иметь дело с нами. Любой, кто посмеет убить другого — неважно, заслуживал тот смерти или нет, — будет иметь дело с нами. — Он показал пальцем на Эфсун и стоявшего рядом с ее креслом Омера. — Можете называть это божественным провидением или судьбой. Но если вы думаете, что расплату за свои преступления убийца понесет в другом мире, то вы ошибаетесь. Расплата для него наступит уже в этой жизни. У Аллаха нет палки, но зато есть такие люди, как мы. Имейте в виду: когда вы лжете нам, вы лжете Аллаху. Когда вы от нас что-то скрываете, вы скрываете это от Аллаха. Так что, если не хотите неприятностей ни в этом, ни в ином мире, ради вашего же блага советую вам сотрудничать с нами и всячески нам помогать.
Портрет убийцы
Мы не знали, насколько активное содействие и какую помощь стоило ждать от Эфсун и Омера. Но после пламенной речи Али мы вынуждены были покинуть эту уставленную книгами просторную комнату. Тем не менее я попросил о встрече с их матерью — Мелек-ханым. Удивительно, Эфсун даже не пыталась протестовать. По узкому коридору она отвела нас в соседнюю комнату: там не менее двадцати женщин, воздев руки к потолку, вполголоса читали молитвы. Среди них на кровати сидела Мелек-ханым. У нее не было той выдержки, какой могла похвастать ее дочь, но и злости брошенной жены в ней тоже не было. Заметив нас, женщина попыталась прикрыть платком парализованную часть лица, но слезы, катившиеся из ее голубых глаз, прикрыть было нечем. О чем или о ком она плакала? О муже, который оставил ее и стал причиной недуга? Или о своей тяжелой судьбе?
Смерть, равно как рождение или свадьба, полностью переворачивает нашу жизнь. Становится событием, которое заставляет задуматься о смысле существования. А если это не просто смерть, а убийство, то мы неизбежно задаемся вопросом: почему это случилось? За что его убили? Еще больше нас волнует, как кто-то вообще осмелился отнять жизнь у другого человека. И это еще не все — люди непременно пытаются разузнать, что за человек был убийца: благородный мститель или чудовище-психопат? Это не так уж и важно, потому что в конце концов все сводится к вопросу о природе человеческой. Для тех, кто полагает, что человек безусловно добр, убийство становится потрясением. Они долго сокрушаются, говоря о несправедливости мира. Для тех же, кто убежден, что человек изначально зол, картинка выглядит проще. Они воспринимают подобные случаи как нечто закономерное. Выход из ситуации, по их мнению, только один: жестоко наказывать. При этом наказание должно быть безжалостным и бессердечным. Самым диким — таким, которое способно потрясти даже убийц. Только в этом случае можно сократить число преступлений. Сами того не осознавая, такие люди борются со злом его же методами. Но есть еще те, кто, подобно мне, считает, что в человеке уживаются добросердечие и жестокость, нежность и озлобленность, стремление созидать и желание разрушать. Убийством нас не удивишь. Но всякий раз приходится обманываться в своих надеждах.