А затем я начинаю собирать ее вещи, а после и одевать. Начало одиннадцатого, в это время она всегда очень крепко спит, особенно если ее уложили совсем недавно. Я тихонечко одеваю ее, а затем плотно прижимая к себе, выхожу из комнаты. По коридору я больше не крадусь, потому что звуки в комнате мужа настолько громкие, что вряд ли издающие их сейчас способны меня услышать. А вот меня… меня эти стоны оглушают.
Изменяй мне муж с женщиной это было бы проще принять… это было бы… господи, это было бы хотя бы логично, а тут… Максим перестал меня хотеть, потому что начал хотеть другого мужчину?
Из подъезда я выхожу с Леночкой на руках, даже не захватив коляску.
Машины Степана, конечно же, нет. Глупо было надеяться, что он после всего, что я ему наговорила станет дожидаться меня как верный пес и все же я до последнего оглядывалась, в надежде, что мужчина все еще здесь. Что он увезет меня куда подальше от этой квартиры.
Но Степана нет. А желание сбежать есть.
Я опять думаю о том, чтобы направиться к Майе, но я же без коляски да и вообще… это не выход.
А мне нужно найти выход.
Найти наконец-то выход!
Ради дочери, ради моей любимой Леночки. Мне нужно найти себя, стать счастливой и достойно ее воспитать. Стать примером для нее, а не… а не то, что я творю сейчас.
Я сажусь на лавку во дворе, удобнее устраиваю Лену на руках, а затем достаю телефон. Открываю телефонную книгу, прокручиваю ее и замираю, когда нахожу искомую надпись:
"Мама".
Прикусив губу, я давлю на вызов, отбрасывая прочь все свои обиды.
Все-все-все.
Потому что кроме мамы мне сейчас не поможет совершенно никто. Наверное, тогда я и потерялась… запуталась в себе, когда мы с ней поругались. Когда она отвергла Леночку, когда хотела надавить на меня, но сейчас… сейчас… не проходит и двух гудков, как на том конце провода слышится взволнованный голос:
— Мариша…
— Мамочка, — держусь я из последних сил, чтобы не плакать, но слезы так и катятся по щекам. Я столько времени не слышала ее любимый и такой родной голос, что все же всхлипываю, — мамочка… — повторяю я и чувствую, что еще чуть чуть и я потеряю способность связно говорить.
— Милая, Маришка моя, что случилось?
— Мамочка… — кажется в сотый раз повторяю я. — можно… можно мы приедем к тебе. С… Леночкой. Мама я…
— Милая, успокойся, пожалуйста. Ты где сейчас?
— Я во дворе сижу. Я не хочу домой, мам. Я… мама, прости меня.
— Так, Марина. Успокойся. Мне до Москвы ехать минимум два с половиной часа. Не будешь же ты меня все это время во дворе ждать. Майя живет на прежнем адресе?
— Да.
— Я сейчас закажу тебе такси. И жди меня у Майи.
— Но откуда ты знаешь мой адрес, — глупо и, наверное, совершенно по детски ахаю я, но мне почему то так тепло и хорошо. Я снова чувствую себя маленькой девочкой, у которой в жизни есть надежная опора.
— И не такое я знаю, — коротко бросает она. А затем серьезно и в тоже время тепло-тепло добавляет. — Я быстро, Марин. Заберу тебя. Тебя и Леночку.
Мама скидывает вызов, а через три минуты во двор заезжает такси. Еще через три часа я уже сижу в маминой машине и, крепко прижимая к груди, очень тепло укутанную дочь, еду домой.
Домой к маме.
С мамой.
И сейчас это решение кажется мне самым верным и правильным на свете. Потому что я знаю, что без нее, без ее поддержки я не смогу наладить свою жизнь, не смогу вернуться к той точке, с которой все пошло наперекосяк, а значит и адекватно… в любви и заботе вырастить и воспитать Леночку.