— Алис, всё нормально? — Его барометр мгновенно улавливает перемену. — Ты побледнела.
— В глазах потемнело на секунду, — улыбаюсь я и сажусь, неодобрительно качая головой в ответ на организованную отцом и Андреем суматоху.
— Опять ни черта не ешь! — раздражённо отзывается папа и настойчиво втолковывает что-то подошедшему официанту, в то время, как Андрей садится рядом, вглядываясь в моё лицо.
— Алис?
— Нормально, — показательно бодро отзываюсь я. — Пап, прекращай! Мне всё равно столько не съесть!
— Лиссет!
— Папа! — начинаю раздражаться я. — Всё нормально.
Пока отец, недовольно глядя на меня, отменяет шведский стол, я не могу сдержаться — с рассеянной улыбкой смотрю на Андрея. И перевожу взгляд за его спину, надеясь, что мне показалось, но нет.
Я в своём уме.
Ян вернулся.
Не может быть! Этого просто не может быть. Это не мог быть он. Только не сейчас. Не тогда, когда я, наконец, решилась изменить свою жизнь!
Чёрт!
Яростный удар не вредит дверце холодильника, но повара оборачиваются, чтобы смерить меня возмущёнными взглядами. Да, меня не должно здесь быть, но взаимные шутки моих мужчин и ладонь Андрея поверх моей не оставили выбора. Либо уйти, хотя бы на несколько минут, либо наорать на обоих.
Без повода.
В день официальной помолвки.
И потом неделю извиняться перед отцом, доводя себя до состояния слетевшей крышечки. Нет уж, я лучше сбегу на кухню, побешусь, выбешу поваров и вернусь обратно, как это модно говорить «в ресурсе». По факту просто адекватной настолько, чтобы досидеть вечер.
Праздничный, ага.
Прислонившись спиной к боковой стенке холодильника, я ритмично бьюсь об него затылком.
Почему? Почему предложение Андрея уже не кажется самым правильным из того, что могло со мной случиться?!
«Потому что Ян вернулся», — просто и легко отвечает подсознание.
Да и чёрт с ним! Прошло столько лет, столько месяцев и дней. Я должна его ненавидеть! Должна забыть! И до сегодняшнего вечера была уверена, что мне удались обе задачи.
— Откуда ты… — одним сильным движением он опрокидывает меня на диван, — такая?
— Из твоих кошмаров, — честно признаюсь я, перед тем как забыть о том, что это значит.
С протяжным стоном я зарываюсь рукой в волосы. Мне нельзя с ним встречаться. Нельзя! И я не буду. Сошлюсь на головную боль или ещё что-нибудь в этом духе и уеду домой. Тем более, что он меня не видел, а, значит, всё будет в порядке.
Не будет больше никакого порядка!
Ведь это Ян Исилин. Мой долбанный первый, который исчез так же легко, как появился. Первый, от кого мою итак не совсем здоровую психику сорвало окончательно, и те полгода… Нам было весело. Очень. Хорошо нам тоже было, правда, исключительно в пределах постели.
Потому что он хотел меня, я хотела его, и нам обоим не было дела ни до светских бесед, ни до театральных походов.
Тот коктейль в клубе… Стоило выкинуть его или просто оставить на столе, но мне было двадцать. И шёл третий год, как нас с отцом бросила мать. Моя любимая когда-то мама, нежная, воздушная и вся какая-то неземная. Папа дрожал над ней даже больше, чем надо мной, выполняя каждое её желание, каждый мимолетный каприз.
И любил больше жизни.
Вот только это не помогло. Была обычная школьная среда, когда я вернулась домой, ещё не понимая, что именно случилось. Всё осталось как прежде, ни одна вещь не сдвинулась с места, и даже гардероб так и остался заполненным её вещами. Она просто ушла, сбежала, в числе прочего оставив свою любимую, нашу совместную, фотографию. Которую неделю спустя я разбила и порвала, не замечая кровоточащих порезов на ладонях.
А потом я сорвалась.
Гораздо позже оказалось, что у этого даже название есть — синдром брошенного ребёнка, а тогда… Тогда мне повезло встретить Кира, который оказался прекрасной нянькой. Специфической, конечно, но, может, только это и спасло меня от плохой компании и уголовных наклонностей. Папа, уже тогда известный в городе адвокат, дочь-наркоманку точно бы не пережил.
И именно в тот момент, когда я искренне считала себя уверенной и сильной, мне встретился Ян.
Опасный, мощный, решительный и такой, что лучше бы никогда не встречала. Потому что секс это прекрасно, но, когда отступает горячий дурман, ты начинаешь смотреть гораздо выше чужого достоинства. На достоинство настоящее.
И оказывается, что тот, кто ночью заставил тебя сорвать голос, может остановиться и скупить все цветы у старушки-одуванчика. Чтобы потом оставить их у мемориала погибшим в Афгане солдатам. И вообще много чего может. Незапланированно, случайно, но всегда так, что ты чувствуешь себя правильно и гордо.