— Андрей не имеет отношения к Аллиному увольнению, — криво улыбнувшись, снимаю я её муки совести. — Оно касается только её и меня, так что не переживай, твоё признание ни на что бы не повлияло.
— Вы уверены? — выдохнув, выпрямляется она. — Потому что я пойму, если вы не захотите больше со мной работать. Да и с Аллой мы родственницы…
— Лер, иди работай, — фыркаю я.
Господи ты боже мой! Ребёнок ведь, форменный ребёнок! И разницы-то у нас всего лет шесть, но даже в семнадцать я не была такой добродушной. Хотя, как показало время, может и стоило бы попробовать.
— Точно? — Широко раскрытые зелёные глаза заставляют меня рассмеяться.
— Кыш! Там на кассе нет никого, а ты тут покаяния устраиваешь! — пока я насмешливо качаю головой, Лера успевает несмело улыбнуться и, оглядываясь, покинуть кабинет.
Андрей… Да какая теперь уже разница!
— Алиса Константиновна, вы освободились? — Женя появляется в дверях почти сразу после того, как уходит Лера.
— Проходи, — отодвинув мышь, вздыхаю я. С другой стороны, я сама решила разобраться со всем и сразу именно сегодня. — Сядешь?
— Сегодня вы уволили Аллу, — присев туда, где только что винилась Лера, начинает он, — и сразу назначили меня.
— Это первый мой офис и он не должен оставаться без присмотра, — пожимаю я плечами. — А про назначение ты знал задолго до сегодняшнего дня.
— Вы собираетесь уехать? — ненавязчиво, словно между прочим, интересуется Карежин.
И я бы уехала, но взяла на себя слишком много обязательств.
— Не собираюсь, — не сдерживаю я очередной вздох, — но следующие год-полтора я не смогу проводить в «Саркани» столько времени. У меня возникли… дела.
— Вы беременны? — прямо спрашивает охреневший в край Карежин.
— Женя, — опасно прищуриваюсь я, — ты не охамел?
— Вы сами назначили меня управляющим, — не смущается он. — Я должен знать, к чему готовиться.
— Вот и управляй «Саркани», а не мной! — прорывается раздражение, и я беру в руки карандаш. — Не заставляй меня жалеть о принятом решении.
Их неудачных итак было слишком много.
— Извините, если перешёл черту. — И перешёл бы ещё сотни таких, по взгляду видно, если бы не мой неизменно жёсткий и недвусмысленный отказ.
Хватит с меня. Не надо больше ни любви, ни страсти, ни чувств. Нахлебалась по горло.
— Извиняю.
Взглянув на время, я поднимаюсь. Пора на примерку.
— Ты… уверена? — скептически настроенная, Олеся допивает свой бокал шампанского.
— А почему бы и нет, — насмешничаю я, повернувшись боком. — В конце концов, это не самая идиотская моя выходка.
— Серьёзно? — издевается она. — Значит, я что-то пропустила.
— Как тебе? — вместо ответа интересуюсь я, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.
— В твоём стиле, — хмыкает Олеся, — дерзко и сверх меры сексуально. Только дальше-то что?
— А ничего. Стану мужнею женой, — усмехнувшись, спускаюсь я с подиума, придерживая платье. — Он же так этого хотел…
— Лиссет, — со стуком поставив бокал на стол, Олеся подходит ко мне, — я никогда тебя ни о чём не просила, но сейчас прошу. Пожалуйста, не надо! Даже понимая все твои причины, я просто не хочу, чтобы тебе снова было больно. Месть этого не стоит!
— Разве я мщу? — вздёрнув бровь, я достаю телефон, чтобы посмотреть время. — Я, моя дорогая Олеся, делаю одного из шестидесяти восьми миллионов российских мужчин счастливее. Самым счастливым в мире, по его же словам.
— Лиссет… — А вот и укор.
— Он сам этого хотел и сам настаивал, забыв, что своих желаний стоит бояться. Особенно, если это — желание взять меня замуж.
— А ты? — подаётся вперёд Олеся.
— А я в любой момент могу подать на развод.
Глава 34
О том, как отреагируют гости, увидев меня в свадебном платье, я и думаю всю дорогу до больницы. Олеся права, оно действительно в моём стиле и по-настоящему мне нравится, в отличие от всего остального воздушного и сказочного.