Вот, к примеру, Кэрол Дженнер. Его дочь. И источник неослабевающего беспокойства, бесконечных часов молитв и попыток помочь ей принять жизнь такой, какой она должна быть. Девушка не желала подчиняться дисциплине, делить обязанности со всеми наравне, как было принято и покоряться Его воле. Вчера она снова попала в комнату Раздумий, пятый раз за месяц. Так глупо себя вели только новички, разумным людям нравился четкий распорядок их жизни, отсутствие волнений о том, где им жить и работать, что есть, как правильно воспитывать детей. Здесь было все необходимое, и даже больше. Он подарил им стабильность и цель в жизни. О, Андреа прекрасно знала, что это такое — болтаться в неизвестности, не имея стержня и воли к управлению своей судьбой.
Она родилась в богатой семье и имела все, что только мог пожелать единственный ребенок — роскошные дома, машины, путешествия, правильное окружение, любой колледж, самые лучшие вещи и развлечения. Но внутри нее жила пустота, заполнить которую не могли книги, клубы, парни на мерседесах и бентли. И однажды она очнулась на больничной койке, с перебинтованными запястьями и разрыдалась, поняв, что еще жива. Выйдя из больницы, она жила то там, то здесь, игнорируя звонки родителей, а затем и вовсе переехала в Висконсин, не оставив адреса. И там познакомилась с Ним.
— Кэрол, — тихо сказала Андреа, проскользнув вчера после отбоя в комнату Раздумий. Ей, как начальнику охраны, многое позволялось. Конечно, посещать провинившихся было строжайше запрещено, на эта девочка, почти уже девушка, с сверкающим взглядом бирюзовых глаз, запала ей в душу с самого первого дня, когда Андреа попала в Райскую поляну. Девочка подбежала к ней, улыбаясь, и протянула вышитую красную ленту — символ гостеприимства общины.
Притулившаяся в своем любимом уголке Кэрол, с босыми ногами и в своем неизменном сером платье, хранила молчание.
— Я принесла тебе попить, до утра далеко, — продолжила Андреа, ставя на пол бутылку с водой, — не забудь потом ее выбросить, иначе подумают на Грейс.
— Не нужно было, — раздался напряженный голос девушки, — я ни о чем тебя не просила. Уходи.
— Послушай, твой бессмысленный бунт только вредит тебе, — принялась уговаривать Андреа, присев на пол и обхватив руками колени, — ну зачем ты это делаешь? Он всегда на твоей стороне, ты же знаешь. Кроме того, он отец тебе, разве отец может желать зла своей дочери?
— Может, — прошептала Кэрол, — о, еще как может. Ты уже забыла Софию, правда? Прошел год и ты забыла! А ведь она была тебе подругой!
— Она сама выбрала такой путь, — помедлив, проговорила Андреа. Воспоминания о Софии, о ее нелепой и такой ужасной смерти приходили глубокой ночью, не давая уснуть.
— Думаешь, она по своей воле побежала в лес? Зная, что ее выследят собаки? Думаешь, она была настолько дурой? — горько спросила Кэрол, стискивая зубы, чтобы не расплакаться. Рана была свежей, словно сестра вчера в последний раз говорила с ней.
— Она знала о последствиях, — ответила Андреа, прикусывая губу, — но ты — не она. Подумай о себе, Кэрол. Я прошу. Просто подумай.
— Я подумала. Но кто меня спросил, что мне нужно? — протянула Кэрол. — Уходи, Энди. Мне нечего тебе сказать, ты и сама все знаешь, но предпочитаешь закрывать глаза. Верная ищейка Эдвина — как и всегда. Иди, расскажи ему, как я его ненавижу! Расскажи!
— Я не сделаю этого, Кэрол, — сказала Андреа, — я на твоей стороне, что бы ни случилось, помни об этом.
Кэрол, глядя ей вслед, покрутила пальцем у виска. На ее стороне, как же. Так, как Грейс? Чуть что, бросающаяся к Эдвину с рыданиями, валяющаяся у него в ногах, похоронившая свою старшую дочь без единой слезинки?
Схватив бутылку с водой, она залпом выпила половину, задумчиво хмурясь. Интересно, почему Андреа продолжает приходить и приносить ей воду, а иногда и еду, если она так предана Ему?
Андреа, отрешившись от воспоминаний, умылась и заплела волосы. Надев простую белую футболку, брюки и жакет, она прикрепила к уху гарнитуру и направилась в большой дом. Пора было приступать к своим обязанностям, но сначала завтрак.
Поприветствовав тех, кто, как и она, начинал новый день в шесть часов, девушка села за стол сестер, взяв тарелку овсянки, стакан брусничного компота и ломтик серого, пышущего жаром хлеба. Сегодняшняя дежурная повариха постаралась на славу — все было невероятно вкусным и горячим.
— Доброе утро, Андреа, — вежливо склонила голову Патриция, присаживаясь рядом, — как ты спала?
— Прекрасно, хвала Господу и Пророку, — произнесла она стандартный ответ, — а ты?
— Благо, что просыпаюсь, — отозвалась Патриция, перекрестившись, — я хотела попросить тебя о беседе с новоприбывшими.
— Они уже здесь? — без особого интереса спросила Андреа, доедая кашу. Желающих поселиться в Райской поляне круглый год было хоть отбавляй, но не все подходили им. Был особый порядок принятия новых членов в общину — беседа с выяснением их прошлой жизни, умений, состава семьи, потребностей. И, конечно, готовности внести посильный финансовый вклад — деньгами, имуществом и всем, что они могли отдать. Взамен они получали дом или комнаты в одном из больших домов, кроме главного — туда селили только приближенных Пророка, членов подразделения охраны или их родственников. Андреа предпочитала жить отдельно, но остальные ее подчиненные обитали именно в главном доме, поближе к Нему. После беседы проходила проверка полученных данных, а затем прибывшие могли месяц прожить в Райской поляне бесплатно, познакомиться, показать себя. Если по прошествии этого времени, они не желали остаться — их отпускали за небольшое пожертвование, но таких не было ни разу, на ее памяти. Оставаясь же, люди отдавали все, что у них есть, получали благословение Пророка, проходили ритуал принятия в общину и становились братьями или сестрами. Если у них были дети до двадцать одного года, они становились полноправными членами автоматически.
— Приехали вчера вечером. Это моя старая подруга и двое ее сыновей. Ты примешь их сегодня? Молли… больна скверной зависимостью. Но хочет исцелиться, — торопливо заговорила Патриция. Если Андреа согласиться, то им не придется ждать — она обладала абсолютной властью в Райской поляне.
— Сколько лет сыновьям? — спросила Андреа, прикидывая, что двое парней им не помешают. В последнее время сюда стекались одинокие женщины, с дочерьми или грудными младенцами, пользы от которых было чуть меньше, пока дети не подрастали.
— Восемнадцать и пятнадцать, — ответила Патриция, — сильные крепкие мальчики. Молли многое умеет, ей бы только… исцелиться.
— Что употребляет? Алкоголь или наркотики? — Андреа с сожалением отправила в рот последний кусочек хлеба.
— Таблетки, — опустив глаза, прошептала Патриция.
— Ладно, пусть приходят сегодня после обеденной трапезы, я поговорю с матерью и со старшим братом. Младший может присутствовать, но его мнение не важно, — сообщила Андреа, вставая.
— Благодарю, Андреа. Да храни тебя Пророк, — несмело улыбнулась Патриция, незаметно сжимая под столом худые руки. Молли позвонила вчера днем, они остановились в мотеле, но денег у них почти не было. Ей разрешалось пользоваться отдельным телефоном, так как она отвечала за школьные занятия детей общины, занималась с ними дополнительно, если была такая необходимость, и именно Патриция, в случае необходимости, ходила к директору школы или по просьбам учителей. Последний раз ее вызывали по поводу Кэрол Дженнер, которая не явилась на три урока подряд, хотя прилежно утром брала сумку с учебниками и садилась в автобус, доставляющий их в местную школу. Где именно она была, девушка говорить отказалась, поэтому Патриции пришлось сообщить ее матери.