Новикова уже ждала около подъезда, когда Мирачнук, припарковавшись на стоянке, буквально выскочил из машины, направляясь к девушке. Не говоря ни слова, он заключил ее в объятия, вдыхая уже такой знакомый и родной аромат ее духов вперемешку с запахами тела и слабыми нотками шампуня.
Вика обнимала в ответ, прижимаясь сильнее, стараясь почувствовать его каждой клеточкой своего тела. Она скучала настолько сильно, что теперь, кажется, была готова никогда не отпускать его руки и чувствовать сердцебиение под ребрами.
Антон отстраняется всего на мгновение, и уже в следующую секунду целует девушку так, как не целовал никогда. Он отдает всего себя, делясь чувствами, переполняющими его душу и ничего не требует взамен, но получает то, что практически сбивает с ног — сумасшедшую отдачу. Правда, в Викином сознании этот поцелуй больше похож на отчаяние, которое и так до краев переполняет ее душу. Она касается его, словно, в последний раз, даже не смея надеяться, что парень не бросит ее после того, что она собирается ему сказать.
Миранчук, кажется, вообще теряет счет времени и ощущение пространства, растворяясь в своей любви к этой девушке, которая и сама почти взлетает от бушующих внутри эмоций.
Антон задыхается от ее близости и готов клясться кому угодно, что больше никогда не оставит ее даже на день, предлагая ей себя и свою любовь взамен всего лишь на присутствие рядом в его жизни.
Он отстраняется, понимая, что более подходящего момента не будет и говорит, настолько проникновенно, насколько только способен.
— Я люблю тебя.
У Вики от его слов, словно, что-то внутри обрывается. Она так хотела это услышать, но теперь совершенно не рада признанию. Она знает, что его чувства более, чем взаимны, только теперь они вряд ли будут его интересовать.
Девушка готова сейчас просто биться об асфальт, желая хоть что-то сделать, чтобы не чувствовать такой дикой боли.
— Я люблю тебя, Антош, — шепчет ему в ответ, не в силах противится тому, что рвется наружу, сжигая изнутри и на мелкие кусочки разбивая сердце.
Миранчук готов сейчас просто взмыть в воздух от осознания того, что она его тоже любит, отчего он снова прижимает девушку к себе, шепча какие-то благодарности Всевышнему.
— Антош, нам нужно поговорить, — Вика уверена, что если не скажет сейчас, вообще уже никогда не сможет, делая и ему и себе только в разы хуже.
Парень отстраняется и внимательно на нее смотрит, стараясь понять, что же Новикову так волнует, но ответа не находит. Аккуратно берет ее за руку и ведет к машине, на улице жуткая холодина, а заболеть совершенно не хочется. Включает обогрев сидений сильнее, чтобы чувствовать себя комфортнее, продолжая не сводить обеспокоенного взгляда с девушки.
Вика кусает губы, судорожно придумывает, как бы ему сказать, понимая, что мучает его сейчас только сильнее своим молчанием.
Наконец, решив, что тишина в салоне становится просто гнетущей и не предвещающей ничего хорошего, Новикова поднимает на Антона взгляд и просто цепенеет. Он смотрит на нее с такой любовью, отчего у девушки пропадает напрочь дар речи, и все, что она может делать, это только хватать ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
Миранчук пугается еще больше и берет ее за руку, надеясь хоть так немного успокоить.
— Малыш, что случилось? — не выдерживает парень, а увидев, как глаза девушки медленно наполняются слезами, вообще теряется в догадках. Неужели она снова подверглась насилию? Неужели какой-то ублюдок посмел прикоснуться к его девочке? Неужели ей снова сделали больно?
Он не знал, за какие мысли хвататься, а какие посылать подальше, и только по щеке девушки пробежала первая крохотная слезинка, Антон подался вперед, сгребая Новикову в охапку, желая уберечь от всего мира.
— Я… я… я… — Вика пытается что-то сказать, но уже не в силах вымолвить и слова, задыхаясь от слез. Душа рвется на куски, оставляя кровоточащие порезы, которые заживут нескоро, а может, и вообще не заживут никогда. — Я беременна, — на выдохе.
Антон замирает. Услышанное бьет неожиданно и от этого безумно сильно. Голова отказывается понимать происходящее, а сердце падает куда-то в пятки, продолжая отбивать бешеный ритм.
Вика выворачивается из его рук, смотрит глазами побитого зверька и что-то шепчет. Потом закрывает лицо руки, продолжая плакать, а от ее слез Антона рвет в клочья. Он не может и не хочет видеть ее истерику, ему больно, больно оттого, что Вика подверглась таким испытаниям.
То, что она беременна не от него, он понимает молниеносно. Боль внутри еще глубже пронзает, и он теряет связь с внешним миром. Есть только ее глаза и его любовь.
Вика вытирает слезы, немного успокаиваясь, и поворачивается к Миранчуку.
— Я узнала два дня назад, сделала тест. Не поверила сначала, но симптомы заставили принять. Антош, ты, наверное, ненавидишь меня теперь. Я заслужила, правда. Прости меня, пожалуйста. Я пойму, если ты сейчас уйдешь и больше никогда не вернешься. Я заслужила.
Парень находит ее ладошку и, стискивая своей, подносит ее к губам, невесомо целуя. Он не знает, что сказать. Ему нужно подумать, просто подумать и решить, что для него важнее.
— Прости меня, — шепчет Вика и, коснувшись щеки Антона губами, покидает его автомобиль, через мгновенье скрываясь за дверью подъезда.
***
Антон не помнит, как оказывается дома. Он скидывает очередные кроссовки и бросая их вместе с курткой куда-то в угол проходит вглубь квартиры, на кухню, где залпом осушает стакан ледяной воды из-под крана, потом еще один, и еще, стараясь потушить пожар, разгоревшийся внутри.
Лёша молча смотрит на него, ожидая рассказа, но брат молчит, только стискивает от бессилия кулаки и сжимает зубы, что-то шепча. Допивает воду, неаккуратно ставя стакан на край стола, и он тут же разбивается вдребезги об пол, осыпая его осколками.
— Тох, что случилось? — Лёша не может видеть брата в таком состоянии, не хочет лезть в душу, но и не может молчать, ведь только узнав, что происходит с Антоном, он постарается помочь.
— Давай завтра, Лёх, — отвечает Антон и его донельзя охрипший голос только сильнее заставляет старшего взволноваться. — Мне нужно подумать.
Лёша кивает и больше не лезет с расспросами, провожая спину брата, скрывшуюся за дверью его комнаты.
Утром Антон вообще молчит, постоянно пребывая в раздумьях, гоняя по кругу мысли о том, что делать. Он вообще не осуждает Вику, не имеет попросту на это права. Ведь только от одной мысли о том, что чувствовала она, когда узнала о ребенке и что чувствует сейчас, становилось дурно.
Миранчук не спал всю ночь, ворочаясь на кровати. Время о времени он вставал, подходил к окну, смотря на темное небо, затянутое тучами, и ложился обратно, не смыкая глаз ни на миг.
Утром, как ни странно, он не заметил существенных изменений на лице, не было даже кругов под глазами от недосыпа.
Запихивая в рот овсянку, так заботливо приготовленную братом, Антон продолжает пребывать в своих мыслях и приходит в себя, только когда Лёша начинает щелкать пальцами у него перед лицом, стараясь привлечь внимание.
— Тох, что все-таки случилось?
Миранчук вздрагивает и понимает, что чтобы хоть немного облегчить свою душу, ему необходимо поделиться с братом, который всегда помет и найдет правильные слова.
Лёша смотрел на него выжидающе, медленно вылавливая из каши кусочки фруктов, а Антон собирался с мыслями.
— Вика беременна, — слишком тихо, словно боясь, что услышит кто-то посторонний, совершенно забывая, что в квартире только они с Лёшей.
Лёша давится чаем, который стекает по его подбородку и капает на стол. Не знает, как реагировать и что говорить. Просто молчит и пялится прямо перед собой.
— Судя по твоей реакции не от тебя, — Лёшу нужно убедиться, чтобы сильнее понять масштаб трагедии. Антон кивает, и брату становится как-то гадко, слишком гадко. Он тоже не может винить Вику, ведь от того, что с ней случилось, она была не застрахована, да и никто не застрахован. Он не знает, что сейчас с девушкой, но почему-то уверен, что ей нисколько не лучше, чем Антону. — Я не знаю, что посоветовать. Тут только тебе решения принимать.