Взглянув на мятые колбасные кусочки на разделочной доске перед собой, я прыснула: они действительно были не очень привлекательными. В голове мелькнула шальная мысль, поддаваясь ей, протянула нож парню.
- Может, вы мне покажете, как нужно резать?
Синие глаза сверкнули лукавством и яркой вспышкой озарили бородатое лицо, сделав его почти красивым. Глеб взял нож, оглядел его, хмыкнул и принялся, к моему изумлению, ловко резать неподдающуюся варёную колбасу аккуратными ломтиками, не сминая их.
- Нужно не давить на неё, а пилить, - стал он объяснять мне, заметив моё удивление.
- Но нож всё равно тупой, - заупрямилась я.
- Да, не самый острый, - согласился Глеб, - но и не самый тупой. – В подтверждение сказанного музыкальные, с длинными пальцами руки его ловко разрезали в мгновение ока весь батон «Докторской». – Похоже, из меня разделочник куда лучше, чем вы, красавица незнакомка. Может, мне порезать и мясо, которое я принёс в долю, иначе ты превратишь его в собачьи ошмётки?
- О, будьте добры! – прыснула я и протянула ему карбонат, предварительно освободив от упаковки. Тут какой-то забияка чёртик, расположившийся, наверное, за моим левым плечом, вынудил меня кокетливо произнести: – Между прочим, не такая уж я красавица, вообще-то, может быть, чуть-чуть, самую малость, но на фоне распрекрасной Алёны эта малость растает как снег на жарком солнце.
- Не думаю. – Парень перестал резать мясо и с любопытством оглядел меня.
Я почувствовала, как краснею – этого ещё не хватало, нельзя смущаться перед человеком, озабоченным очередной интрижкой; в том, что Глеб Миролюбов ищет временных любовных развлечений, я не сомневалась. Впрочем, он тут же подтвердил мои мысли о нём, заявив игриво:
– У вас глаза похожи на незабудки, вас, должно быть, зовут загадочно! Анжелика, Изольда, Кристина?..
- Тася, самая деревенская Таисья! – перебила я парня и по-привычному добавила: -Отец меня так назвал в честь своей бабушки.
- Это похвально, когда в семье чтят своих предков, меня тоже назвали в честь дедушки, вместе с именем я принял все его достоинства и недостатки. – Произнося это, Глеб погладил двумя пальцами свою разноцветную бородку.
Что заставило меня захихикать.
- И бороду по наследству приняли?
- И её, - рассмеялся парень, - она вам не нравится?
- Бог мой, - сказала я с иронией, - кто я такая осуждать мочальное «производство» вашего лица!
- Значит, не нравится. – Глеб хотел ещё что-то сказать, но тут вернулся Валера, радостно волоча за руку, как маленькую девочку, улыбающуюся Алёну Неркову.
И началось представление признанной на факультете красавицы гостю с умилительными восклицаниями и избитым для такого случая кокетничаньем с обеих сторон.
Против Алёны, которая не только красива, но и умна – этакая Кармен в интеллигентном варианте или Шахерезада в европейском стиле – я ничего не имела, напротив, она мне даже нравилась. Поэтому потихоньку убралась, как говорится, быстренько сошла со сцены – пусть забавляются. Выскользнула из комнаты. Появилась уже, когда все садились за стол.
Новую подружку Валеры было трудно не заметить: в вечернем ярко-синем шёлковом платье на тонких бретельках она очень отличалась от всех остальных, не так нарядно разодетых. На голые плечи её ниспадали обесцвеченные длинные локоны,
Я ни минуты не сомневалась, когда узнала о беременности, что оставлю ребёнка, не смогу его убить, сделав аборт, но реально, как об отдельной личности, пока не задумывалась. А теперь вот при виде новой девушки Валеры почувствовала его ожившее «я» - малыш раз, другой толкнулся в моём животе. Да так ощутимо, что я чуть не задохнулась от неожиданности и силы толчков.
Ребёнок, казалось, качался во мне, словно в гамаке, ударяясь о стенки моего тугого, уже не плоского, но ещё не раздувшегося живота.
Он так ощутимо зашевелился впервые. Несомненно, требовал к себе внимания. Или его, как и меня, возмутило безразличие, с каким человек, считавшийся ему отцом, отнёсся к нам с ним – прилепился к чужой женщине, обнимает её прямо у законной жены на глазах.
Непроизвольно положила ладонь на живот, прикрытый шифоновой кофточкой-разлетайкой. Тихо, тихо, малыш, не стоит возмущаться! Ведь это я хочу тебя, а не твой отец! Я буду любить тебя за двоих, можешь верить мне. Не нужно волноваться! Недаром на перстне царя Соломона было выбито изречение: «И это пройдёт!» Всё проходит, зачем же зря тратить нервы, страдать, я с тобой, малыш, вместе мы всё выдержим - так старалась успокоить себя и не дать боли завладеть моим сердцем.