Тут как раз пришла бабушка Аня со своими горячими пирожками и сразу заторопилась назад. Так что мы вдвоём стали чаёвничать, правда, к пирожкам я Валере разогрела в микроволновке ещё и котлеты с картофельным пюре. Я сама прекрасно готовлю, меня научили Оксана и сочинская бабушка, даже могу печь торты. Но котлеты в этот раз были не мной приготовлены, их принёс Тёма утром, а жарил Ашот, тем не менее я молча приняла от Валеры благодарность за вкусный ужин, словно всё готовила сама.
К удивлению нас обоих, мы мирно разболтались о начавшейся несколько дней назад сессии, о несданных ещё экзаменах, о предстоящей практике. Валера собирался отрабатывать в Волгограде, я – в Москве, насчёт меня Оксана уже договорилась с одной из столичных газет.
Я так и не спросила, зачем приходил муж – не решилась нарушить установившееся перемирие.
На следующий день он снова явился. Прямо с утра. Шёл только десятый час. Мы с Тошей едва продрали глаза. Проспав девятичасовое кормление, возмущённый сын разорался во весь голос, из-за чего я еле услышала дверной звонок.
- Думал, вы давно встали! – с такими словами Валера ворвался в квартиру. – Это что у вас за рёв? Антон заболел? – спросил тревожно.
Я помотала взлохмаченной головой. Будучи непричесана, чувствовала себя не в своей тарелке и в растерянности принялась теребить поясок своего цветистого ситцевого халатика. Валера смотрел на меня каким-то странным взглядом, казалось, ему нравилась моя утренняя взъерошенность.
Наконец, мне удалось справиться со смущением, и я, нарочно зевнув, сердито произнесла:
- Мы плачем встречаем почти каждое утро, уж извини, терпеливостью Тоша не обладает. А ты зачем пришёл?
Валера проигнорировал вопрос.
- Сын весь в меня, - радостно заявил. – Мать говорила, младенцем я тоже орал на всю Ивановскую, ей спать не давал. А Антон как спит?
- Прекрасно! Он соня! Так, что ты собрался делать? – не унималась я, загородив ему путь в спальню, где не переставал вопить обиженный невниманием Тошка.
- Мы погуляем с часок с Антоном на улице, там прекрасная погода. А ты можешь готовиться к экзамену.
Не ожидая такой беспардонной наглости, я не нашла в ответ лучшего, чем рассмеяться Валере в лицо.
- Кто тебя просит! На прогулку по воскресеньям Тошку вывозит Глеб. Он придёт после обеда.
В потемневших глазах Валеры отразилось недовольство.
- Почему какой-то долбаный бродяга художник должен гулять с моим сыном? – взбунтовался он. - Разве можно чужаку доверять ребёнка? А вдруг он извращенец или решит украсть Тошку?
- Надо же, какое благородное негодование! Материализовался тут вдруг ни с того ни с сего без спросу и уже права качает! - возмутилась я. – Ты же его знать не хотел, сомневался – твой или не твой!
- Мой! Никогда я не сомневался. Давай не будем спорить, слышишь, сын плачет, -сказал миролюбиво Валера и ринулся рысцой в ванную комнату, по-видимому, вспомнил моё предупреждение насчёт грязных рук.
Мне ничего не оставалось, как направиться к плачущему в кроватке голодному сыну и сунуть ему в ротик вожделенную грудь, предварительно обтерев её влажным полотенцем. Тошка сразу смолк, заработав губками, а после того, как насытился и икнул в своё удовольствие, выпуская воздух, уставился своими зеленовато-болотными глазками на отца.
До тех пор Валера молча сидел у стола в ожидании. А когда Тошка наелся, не спрашивая, взял у меня из рук ребёнка и бережно прижал к себе, придерживая за спинку. Стройная крепкая его фигура напряглась, спина выпрямилась, широкие плечи, обтянутые белой трикотажной футболкой, расправились, словно подготовился к чему-то торжественному.
Что-то в облике моего невсамделишного мужа изменилось. Он как бы наполнился добротой. Куда-то девалось его привычное непроницаемое выражение лица. И налёт высокомерия улетучился. Взгляд потеплел. На щеках заиграли приятные ямочки. Стал почти таким же обаятельным, каким был летом в Сочи. У меня замерло сердце.
О нет! Хватит с меня его обворожительности! Неймётся мне во второй раз попасть в одну и ту же лужу. Ясно же, с ним безумьем будет каждый день. В нём – море эгоизма, а радости – отдельные капли.
Привлекательность Валеры не должна меня трогать. Не следует ни на минуту забывать о договоре, где после слов, отпечатанных на компьютере: «Обязуюсь не вмешиваться в жизнь Таисьи Лебедевой и её сына» - стоит размашистая подпись Валеры.
Как-то я слышала от сослуживца отца одно забавное выражение. Когда его спросили, почему он не вернётся на прежнюю должность, он ответил: «Я на один и тот же горшок дважды не сажусь!» А меня так и тянет… О боже, какая же я беспринципная и бесхарактерная! Ко мне повернулись чуть добром, а я уже таю в предвкушении сплошного «вери гуда и вери мач». Не спасает и упрямство, полученное в наследство от отца.