Ну и где, сказал Турт?.. Ах да.
Раньше Шекумпех стоял на том широком каменном постаменте у дальней стены, но сейчас это место пустовало. Урсу прикоснулся рукой к стене и ощутил слабую-слабую вибрацию далекой воды, бегущей сквозь скалу.
Осторожно положив головню на пол, юноша осмотрел настенные драпировки и резьбу, украшающую стены: затейливая работа тысяч ремесленников, посвященная Шекумпеху. Неизмеримо долгое время ушло на нее.
Хватит вспоминать о прошлом, одернул он себя, и тут же сам отстраненно удивился: как можно быть таким равнодушным, даже безжалостным, к наследию своей родины?
Там. Широкая квадратная плита, установленная в стене, глубокие желобки вокруг ее четырех сторон – единственное, что отличало ее от окружающей кирпичной кладки. Сам Урсу никогда бы ее не заметил, если бы Турт не объяснил, куда смотреть. Юноша сильно нажал на плиту, пока не почувствовал, что она начала смешаться, словно вращаясь на скрытой оси. Плита медленно повернулась, и справа открылось крошечное пространство… крошечное, но вполне достаточное, чтобы вместить идола бога Шекумпеха.
Урсу сомкнул длинные пальцы на гладкой, лакированной коже бога и медленно вытащил его из тайника. Идол оказался тяжелее, чем казалось. Какая бы ни была у этого бога внутренняя сила, но резные глаза его невидяще глядели в пустоту. Почему-то он выглядел более хрупким, чем запомнилось Урсу.
Прижимая к себе бога обеими руками, он направился обратно к двери на лестницу. Оставленная на полу головешка бросала мерцающие отсветы на стены комнаты. Добравшись до темноты прохода, Урсу цепкими пальцами ног нащупал ступеньки и стал подниматься, переступая через расколотый камень и сгоревшие балки.
Голоса.
Урсу замер – только свет Короны Хеспера рассеивал ночную тьму за городскими стенами. Возможно, солдаты вернулись.
Спустя несколько минут юноша, протискиваясь в щели завалов рухнувшей кладки, пополз обратно – туда, где оставил Турта. Громоздкая статуя в его руках сильно затрудняла продвижение, и Урсу невольно подумал: жаль, что Шекумпеха не сделали… ну, полегче, что ли.
Уже у рухнувшего входа он вдруг с ужасом застыл на месте: на площади собралась небольшая группа солдат. Спрятавшись в глубокой тени, юноша наблюдал за ними, прикидывая, не броситься ли бежать, если они приблизятся к Дому. Перехватив бога поудобнее, он стал ждать.
Можно было затаиться, можно было попытаться ускользнуть – солдаты не особенно смотрели в его сторону, и облака понемногу закрывали тот скудный свет, что светил до сих пор. Разрушенный Дом бросал на площадь длинную тень, и Урсу, низко пригнувшись, стал пробираться от двери к ближнему углу соседнего здания.
От Турта не было и следа.
Урсу торопливо завернул за угол и поднял глаза. С другого конца улицы навстречу ему шли трое солдат. Один из них заметил его, а когда он увидел идола в руках Урсу, у него отвалилась челюсть.
Иди к колодцу, сказал голос Шекумпеха словами, похожими на тягучую жидкость. Ноги Урсу сами собой повернулись, и он побежал обратно на площадь.
Время замедлилось – почти остановилось. В какую-то долю секунды в голове Урсу пронеслась мысль: это не тот голос, что он слышал раньше, больше похожий на ветер, шелестящий в кронах деревьев, или дождь, постукивающий по булыжникам. Шекумпех снова говорил с ним. И с той же несомненностью, которую он ощутил в тот предыдущий раз, целую жизнь назад, в теплом и дымном подвале, Урсу понял, что бог велит ему прыгнуть в колодец.
«Нет! » – кричало его сознание.
Но ноги сами несли его к колодцу – ничего страшнее представить себе было нельзя. Там ждала смерть.
Стоящие на площади солдаты обернулись на крик, провожая Урсу затуманенными взглядами, а он бежал мимо них с крепко зажатым в руках идолом.
И когда солдаты кинулись к нему, ноги Урсу оторвались от земли, и он бросился вниз головой через край колодца, продолжая сжимать в руках бога Нубалы. Чьи-то пальцы цапнули за ногу, но Урсу уже падал во тьму.
Он камнем рухнул в черноту, чувствуя, как раскалываются кости от удара о дно. Течение подхватило его разбитое тело, ледяная вода наполнила легкие. На этот раз не было воздушных карманов, дающих краткую передышку. Густая чернота поглотила Урсу целиком, огромной черной змеей обвилась вокруг, выдавливая жизнь.
Руки, сжимающие бога, разжались, и безжизненное тело Урсу понесло к далекому морю.
ГЛАВА 7
Однажды днем, вскоре после того разговора с Биллом, Ким заметила призрака, смотрящего на нее издалека.
Одного взгляда на него хватило, чтобы Ким внезапно нахмурилась и нырнула в оживленный коридор – затеряться в толпе людей, толкающих ее со всех сторон. Книги в пластиковом пузырьке все еще лежали у нее в кармане.
Ким бросилась обратно в свою крошечную каюту, почти летя в ничтожном тяготении Станции. Она ни разу не оглянулась посмотреть, где призрак и не следует ли за ней. Оказавшись дома, Ким зацепилась ступней за стенной ремень, чтобы остановиться, и. вытащила пузырек с Книгами, полученными от Билла. Где-то с дюжину Книг: достаточно воспоминаний, чтобы в них утонуть.
Призрак, подумала Ким. Его имя всплыло из глубин ее памяти, но женщина толкнула его обратно. У нее еще оставалось немного других Книг: Книг Сьюзен. Ким нормировала их, как человек, заблудившийся в пустыне, нормирует драгоценные глотки воды из своих последних запасов. Пока не удастся уговорить кого-нибудь скопировать Книги Сьюзен на перегонной установке в Центральном Командовании, придется экономить.
Биоимплантат достался Ким недешево. При всех ужасах, случившихся в Цитадели, экспедиция оказалась прибыльной, и впоследствии Ким стала умеренно богатой. Большая часть денег за установку биоимплантата ушла на поиск специалистов, готовых поставить его в череп Ким без обычных юридических и медицинских разрешений.
О назначении биоимплантата Ангелов существовало множество разных теорий. Стандартные руководства утверждали, что биоимплантат предназначен для записи воспоминаний и опыта самого широкого разнообразия биологических видов. Вокруг биоимплантатов выросла целая ветвь человеческого эмпирического искусства и даже дипломатии: некоторые адепты этого искусства называли себя Наблюдателями – они ездили по разным местам и записывали то, что видят и чувствуют. Преимущество заключалось в том, что такую запись нельзя изменить, нельзя неверно истолковать, надо только принимать в расчет, что эмоциональные реакции любого Наблюдателя неизбежно связаны с его собственными, прочно укоренившимися склонностями и системой ценностей.
Ким встретилась… тут ее мысли застопорились. Женщина моргнула. Она была Наблюдателем, подготовленным на Земле. Воспоминания перенесли ее туда: вот детство и юность, проведенные под ясным голубым небом в Канаде (в тесном коридоре глубоко под поверхностью ледяной Луны), окончание университета (первый полет на Землю). Она…
(смятение)
Ким охватила руками голову, раздираемую противоречивыми воспоминаниями и мыслями Сьюзен. Она подумала об инопланетных Книгах у себя кармане, о том, что в них может быть. Еще один способ забыться. Ким сказала Биллу, что ее не интересуют никакие другие воспоминания, кроме воспоминаний Сьюзен.
Она вспомнила предостережение Билла. Не имея достаточно воли и решимости, можно потеряться в воспоминаниях других людей. Ким даже слышала, что есть такое официально признанное психическое состояние, обозначаемое длинной вереницей латинских букв.
Ким вздохнула.
Она могла прямо сейчас найти Билла, вернуть ему новые Книги и сказать, что сделка отменяется.
Вместо этого Ким села на край своей узкой койки, открыла пузырек, вытряхнула одну Книгу из нового запаса и положила ее в рот, думая, что вряд ли что-нибудь произойдет. Кто бы там ни снабдил Билла исходным дистиллятом, он, скорее всего, солгал или сам был введен в заблуждение.