Дверь открылась, и появилось покрытое татуировками лицо. Глядя поверх головы Элиаса, оно осмотрело кейс, Джоша, все еще стоящего с пустыми глазами в центре комнаты, куски тела Мика… все.
- Твою мать! - ахнул татуированный и убежал.
Элиас продолжал ползти - к двери, за дверь. Постепенно к нему возвращался слух. Он слышал крики и понимал, почему люди кричат. Блайт все еще действовал на него, разрывая его нервную систему, и все это время Элиас взывал к внутреннему свету - исцеляющему свету, который тек из его пальцев, к тому самому свету, который вернул назад Мию, - чтобы сопротивляться, чтобы выбраться отсюда, из Аркологии, подальше от Мала Пата.
Спустя некоторое время к нему снова пришел призрак.
У призрака были серебристые седые волосы, и он медленно шел рядом с Элиасом, ползущим через опустевшее убежище Мала Пата. Похоже, даже бандитам Мала Пата не хватило храбрости оставаться рядом с Блайтом.
- Отвали, - задыхаясь, проговорил Элиас, когда понял, что призрак здесь.
- Ну-ну, Элиас. - У призрака были морщины на лице, но благородные, как у пожилого государственного деятеля или кинозвезды, чья лучшая работа осталась позади. Его глаза, казалось, даже мигают. - Не нужно грубить. Ты ведь поступил не очень хорошо? - Эти слова были произнесены с намеком на улыбку, как будто только притворно строгие.
- Меня хотели убить, - огрызнулся Элиас. Он приближался к широкому атриуму, огромному открытому пространству в центре Аркологии.
- Я имел в виду Мию, которая когда-то была твоей подругой. Возвращать ее подобным образом, и не один раз, а дважды. Я представляю, какой невыразимой была ее боль.
Элиас знал, что на самом деле это не призрак, что его зовут Вон. Но об этом похожем на дух существе, которое появлялось и исчезало, трудно было думать как о чем-то похожем на человека, вопреки всему, чему учил его Тренчер. Вон подошел к перилам и посмотрел вниз, как король заброшенного замка, обозревающий свои былые владения.
Элиас ничего не ответил, потому что призрак - этот самый Вон - был прав. Поэтому он сменил тему.
- Почему ты не оставишь меня в покое? - прохрипел Элиас, подползая к перилам. Там ему удалось принять сидячее положение. - Я тебя не звал… а ты приходишь и приходишь.
- Тот порошок Блайта должен был быть чрезвычайно концентрированным, чтобы сделать то, что он сделал тем людям, - сказал призрак, словно не слыша Элиаса. - Обычно, чтобы убить людей, требуются дни или хотя бы часы. Но посмотри на себя: ты все еще жив, все еще двигаешься. Право, Элиас, ты чудо.
Вон произнес это без всякой иронии.
Городские власти скоро будут здесь, подумал Элиас, и встречаться с ними совсем ни к чему. Его кости горели словно в огне, Блайт распространялся по организму, но, несмотря на свою злость, Элиас знал, что призрак прав: он все еще жив, все еще двигается. Он оттолкнулся от пола и кое-как встал, держась за перила. Мир вокруг закачался, и Элиас на минуту глянул вниз, в головокружительные глубины, из-под самой крыши Аркологии. Он рыгнул, закашлялся, пошел. В отдалении звучали крики, и Элиас увидел бегущих людей. Все неслись вниз, прочь от убежища Мала Пата.
Хорошая мысль, решил Элиас и, добравшись до ближайшего моста, потащился через него.
Он не оглянулся посмотреть, здесь ли призрак, но тот молча следовал за ним. Далеко внизу гремели голоса, но слов было не разобрать.
- Тебя не погладят за это по головке, - сообщил Вон. - Ты выпустил Блайт. Представь, какой шум это вызовет.
- Я не нуждаюсь в твоих дурацких замечаниях! - просипел Элиас, заставляя себя повернуться. Но призрак - Вон - исчез, испарился. Как всегда.
ГЛАВА 2
Это случилось на пятый день Выпускной Церемонии: Ше-кумпех «призвал» Урсу, и его среди ночи разбудил мастер Юфтиан. Урсу снились фруктовые сдцы за горами, хотя он никогда их не видел. Но его мать видела, еще до его рождения, и юноша удивился, как это ему снится что-то, чего - Урсу точно знал - он никогда раньше не видел. И какие они на самом деле, те фруктовые сады?
Судя по тому, как шли дела в последнее время, он вряд ли когда-нибудь это узнает.
Старость согнула спину мастера Юфтиана, но его глаза под седыми бровями смотрели ярко и пронзительно. Когда он растолкал Урсу, юноша проснулся и увидел глаза старого жреца, всматривающиеся в него. Даже в самые лучшие времена было трудно угадать, о чем думает старик, но в этот раз, когда Урсу сел на своем грубом каменном ложе, ему показалось, что в глазах Юфтиана проглядывает какое-то чувство, но какое - он так и не понял.
Единственное окно кельи закрывали расписные деревянные ставни, украшенные изречениями Говорящих. Потусклому свету, что сочился с неба, Урсу определил, что только-только рассвело.
Его первой реакцией на то, что его разбудили в такой странный час, был страх - страх, что захватчики пошли на штурм и теперь взбираются на стены города. Юноша усиленно прислушался - короткие треугольные уши подергивались по бокам удлиненного черепа, - но никакого шума не уловил. Значит, дело было в другом.
- Вставай, Урсу. Мы все это слышали, - поторопил Юфтиан с ноткой возбуждения. Обычно старый жрец старался не показывать никаких эмоций. Кажется, в молодости он был солдатом, но Юфтиан никогда не говорил о своей военной карьере. Ходили слухи, что он устал убивать, поэтому стал жрецом, чтобы как можно дальше отойти от своего прежнего образа жизни.
- Что слышали? - сонно спросил Урсу.
Юфтиан свирепо посмотрел на него, открыв рот, полный длинных, острых зубов.
- Голос Шекумпеха, - молвил он тоном едва сдерживаемого гнева. Имя, которое он произнес, было соединением слов старого языка - языка, на котором говорила первая раса строителей городов, давным-давно умерших среди снега и тьмы. Оно переводилось как «Тот-кто-говорит». Урсу тупо уставился на старого жреца, не очень понимая, о чем речь.