Антон с сомнением разглядывал металлический чайник, расположившийся на инкрустированном столике. Чайник самый обыкновенный, красный в белую горошину, с угольной опалиной на боку. Рядом пристроились типичные элементы сурового холостяцкого быта - грязная алюминиевая кружка с недопитым чаем, безымянная консервная банка, из которой торчала замызганная ложка, спичечный коробок с солью, блюдце с засохшим вареньем, надорванные бумажные мешочки и пакетики. У изголовья дивана в беспорядке хранились другие мешочки и пакеты, а пол был усыпан крошками, крупой, мукой и заляпан чем-то коричневым. В тесном помещении было жарко, витал кислый запах пота и брожжения.
На диване спал человек. Он лежал на спине в одних трусах, похрапывая, широко раскинув длинные костлявые ноги, не утрудившись снять рваные старушечьи тапки без задников.
По виду ему не было еще тридцати. На щеках и подбородке пробивалась неухоженная клочковатая борода, волосы неравномерно покрывали его череп, местами топорщась редкими кустами, а кое-где разрастаясь длинными плетями, подобно водорослям. Сон человека был беспокоен, и бледные веки подрагивали в темных запавших глазницах.
Под ногой у кого-то хрустнуло.
- А прибраться-то в хате не мешало бы... - задумчиво высказалась Богиня.
Звук ее голоса заставил спящего вздрогнуть. Судорожный хрип донесся из впалой груди, он разлепил губы, закашлялся и, не открывая глаз, потянулся за кружкой. Некоторое время он пил, дергая кадыком, потом спустил ноги на пол и выпрямился. Левый его глаз открылся и осмотрел присутствующих, постепенно наполняясь изумлением.
- Феликс, Феликс! - Надежда бросилась к нему и опустилась на колени, взяв его руки в свои.
Человек в трусах протер глаза, словно отказываясь верить в чудо, пораженно разглядывая столпившихся в узком купе людей. Лицо его прояснилось и оживилось. Когда он заговорил, голос его прозвучал неожиданно басовито и гулко, словно из бочки.
- Наденька... Я так рад, ужасно рад!
Он несмело улыбался, близоруко щурясь и переводя взгляд с девушки на окружающих.
- Значит, тебе удалось расшифровать мое послание? Но кто эти люди? Я ждал тебя одну...
Надежда торопливо проговорила, глотая слова:
- Ты исчез так неожиданно, что я не знала, что и думать... Послание оказалось слишком сложным для меня... Пришлось попросить хороших людей мне помочь. Ты же не сердишься?
- Нет-нет, ну что ты! - запротестовал он. - Все хорошо, просто замечательно! Ты совершенно права, с посланием я переборщил, просто в тот момент у меня совершенно не было времени все как следует обдумать... - Феликс обвел взглядом каждого, подслеповато моргая. - Вас я, кажется, знаю, - застенчиво сказал он Богине. - И матушку вашу я хорошо помню. И вас тоже, - неожиданно добавил он, обращаясь к Уссольцеву. - Где-то я вас уже видел.
- Маргарит Петрович Уссольцев, кандидат исторических наук, - поклонился историк. - Вполне вероятно, что мы имели удовольствие нечаянно встречаться, город у нас небольшой.
- А вы?..
- Патрик Уиллис Кольхаун! - выступил вперед иностранец. Он уже набрал в рот воздуху, видимо, готовясь выпалить долгую торжественную речь, но Феликс в ту же секунду потерял к нему интерес и уставился на Антона.
Антон неловко произнес свое имя, ожидая вопросов и готовясь пересказывать запутанную историю о том, как он, собственно, тут очутился, но местный житель никак не отреагировал, завороженно оглядывая его с ног до головы, словно впервые увидел человеческое существо такого размера и формы. Он так настойчиво поедал Антона взглядом, что тому стало не по себе.
- Вообще говоря, - выдавил Антон, - расшифровать ваше послание нам так и не удалось.
- В самом деле? - Феликс вздрогнул и наконец отвел глаза. - Ах, да! - Он нахмурился и с неожиданной злостью постучал себя по лбу. - Дурацкая голова! Моя ошибка! Я совсем позабыл, что консервация произошла в конце прошлого века! С тех пор принципы знакового кодирования наверняка радикально переменились. Но в таком случае как вам удалось проникнуть на станцию?
Теперь настал черед удивляться Антону.
- Э-э-э... разве это не вы нас впустили?
Феликс вытаращился на него, словно он сморозил какую-то глупость.
Из неловкой ситуации их вывел иностранец, по своему обыкновению встрявший в разговор.
- Прошу прощения, но о какой консервации идет речь? - заинтересованно спросил он.
- Разве я так сказал? - вздрогнул Феликс. - Нет-нет, этого не может быть. - Наверное, я имел в виду что-то другое. - Смущаясь, он высвободил руки и принялся приглаживать свои лохмы. Тут все увидели, что правая рука у него плотно забинтована.