Первой мыслью Антона было, что перед ним не живой человек, разумеется, и даже не труп, а некая силиконовая кукла из фильма ужасов, искусно разукрашенная для придания эффекта. Он уже принялся судорожно нащупывать серебряные рычажки, чтобы выключить изображение навсегда, но тут лежащий в саркофаге шевельнулся.
Черты бледного лица дрогнули, веки чуть приподнялись. Сухие, словно вылепленные из глины губы разомкнулись. Изо рта вылетел вздох. Через секундную задержку из граммофонного рупора раздался хрип, помехи и легкий плеск. Похожие звуки Антон слышал в трубке телефона, обнаруженного ими наверху в комнате с гермой. Очевидно, в саркофаге имелся чувствительный микрофон, который воспроизводил мельчайшие звуки внутри.
Нижняя челюсть старика шевельнулась. Резкий скрипучий голос произнес:
- А? Кто тут?
От неожиданности у Антона прыгнуло сердце. Теперь он заметил черную трубку с раструбом у подбородка обитателя саркофага. Оно.. разговаривает?
- Вы... меня видите?
- Не только вижу, но и слышу... - сказал голос. - Благодаря тому и существую. Иначе со скуки изойдешь, как пить дать...
Антон впал в ступор, не отводя глаз от говорящего. Восковое, без единой кровинки лицо, глубоко запавшие глаза, хрящеватый нос. Что-то смутно знакомое было в этих хищных чертах.
- Пошто молчишь? - спросили из репродуктора. - Раз пришел, говори... Развлеки старика.
Он почувствовал себя идиотом. И что сказать? Меня зовут Антон, я тут мимо проходил...
- Вам там... лежать удобно? - спросил он и сам себе удивился, как он мог такое ляпнуть.
- Ко всему привыкаешь, любезный, - сказал старик. - Архимедис утверждал, что в водном растворе телу чувствуется легче. Прав мудрец... проверено на собственной шкуре! Хоть я бы скорей предпочел перину под балдахином, да в соседстве с прекрасной дамой... Вот скука донимает, это да. Тошно лежать бревном. Ни чаю не выпить, ни водки.
Уродец скосил взгляд, и Антон вдруг заметил, что зрачки у него отсутствовали. Из-под тяжелых складчатых век на него смотрели обесцвеченные слепые глаза, как у тех античных голов, насаженных на гермы.
- Библиотека у меня превосходная, лучшее в губернии собрание, а читать не могу. Что бы ни утверждали господа поэты, литература очень физична. Там все о любви, ощущениях, а мне это без надобности... Мой Филька-камердинер здоров читать всякие фантасмагории, а я брезгую. Хоть попадаются занятные вещицы. Помню про голову профессора, что жила сама по себе без туловища. Бойко написано, да и бытие мое наложило на прочтение особый отпечаток... Меня увлекает отрасль абстрактная, потому развлекаюсь тем, что переигрываю карточные партии, кои мне удалось сыграть в жизни. Право, никогда не приедается. Доставляет мне неизгладимое удовольствие находить все новые варианты. Все же мы, брат, мыслители! Негоже нам скучать, даже находясь в вечном мраке...
С лицом его происходило что-то странное. Сквозь толстое стекло Антону показалось, что высохшая пергаментная кожа испещрена черточками. И только всмотревшись внимательней, он вдруг понял, что это крошечные насекомые. Мелкие, как зерна риса, проворные мушки выползали изо всех щелей и рассыпались по погруженному в янтарный раствор телу. Антон завороженно рассматривал, как шевелящаяся масса скапливается на зеленом стекле.
Старик вновь разомкнул губы.
- А ты, видать, из новоприбывших?
- Откуда вы знаете? - вздрогнул Антон.
- Как водится, донесли. У нас всякий такой случай на счету, небось не странноприимный двор... Ты-то сам из чьих будешь? Звание есть какое?
- В смысле? - Антон нахмурился.
- Из мещан, из купцов? Дворянин?
- В историческом ключе, что ли? - озадаченно спросил он. - Ну... Разночинец, может быть? Вообще-то я программист... пишу компьютерные программы.
- Охохонюшки... Про-грам-мы... Да уж нынче такое сочиняют, что на голову не натянешь. - В голосе старика промелькнуло раздражение. - Пойми этих господ Бальмонтов да Брюсовых... Укрой, дескать, свои бледные ноги. Это как разуметь? Одеял что ли, в доме нет? Ночью шляются по актрискам, днем бесстыжие вирши строчат. Испорченность одна, распутство...