— Жива подруга твоя?..
Я взглянула на два окна реанимации и кивнула. У меня в сумке сидела Маринкина кошка Ночка и царапала воздух высунутой лапой. Брать её с собой в рейс я и не думала, но и оставить было не с кем — кошку кое с кем не оставишь.
Каждый найдёт — то, что ищет.
Как мы провели с кошкой ту ночь? Мы, игрушки у Бога?..
Что для вас самое приятное в дожде?.. Сидеть под крышей и пить чай с ореховым вареньем.
Тётя Клава Пушистая подменила Марину и работала, как часы; кошку сразу выпустила из сумки, та обнюхала вагон и стала ходить за тётей Клавой, снизу заглядывая ей в глаза.
Я ходила по вагону, не замечая, что рассуждаю вслух:
— Я даже не видела её!.. К ней никого не пускали!.. И Чаплин с его наглостью — не прошёл!.. Он всё-таки сломал ногу… о семафор и явился в больницу на костылях…
Меня поразило — Чаплин даже не затеял драку. Выходит, он не знал про Максима?.. Или, быть может, он подумал, что Максим со мной?.. Максим сидел на ступеньках реанимационного отделения и не уходил… Какой же он славный, подумала я. Чаплин-то ускакал на костылях уже через час.
На каждой станции я бегала звонить. Мне кричали в трубку: «Чаплина?.. Дышит пока».
— Ну, что ты, а?.. — морщилась тётя Клава на мои прыжки по перрону. — От поезда отстанешь, будешь тут куковать… — И в Новопесчанске, помогая мне запрыгнуть на ходу, проворчала: — Свет, ну хочешь, я тебе скажу, помрёт Маринка или нет.
— Да откуда вы знаете?.. — Я вытерла пот с лица и всхлипнула: — Идите вы со своими фокусами…
Тётя Клава посмотрела куда-то в себя и кашлянула.
— Старое доброе колдовство, — просто сказала она, и меня отбросило назад.
Клавдию Егоровну некоторые люди считали ведьмой, другие — полоумной, и мало кто соглашался с ней работать, обычно она подменяла тех, кто заболел на всём пути следования. Я то её не боялась, у нас в Дракине и похлеще Пушистой «тёти» встречались.
День подходил к концу, ближе к ночи мы закрылись в купе, на этом участке пути не было ни одной большой станции. Я лежала на боку, повернувшись спиной, и, закрыв глаза, читала молитвы, не сдерживая слёз и представляя, что Маринки уже нет среди живых… В какой-то миг у меня так нестерпимо заболело сердце, что я испугалась, как бы самой не помереть с горя, и, вытирая руками лицо, села…
На сером пластике стола перекатывалась и дрожала вода. Я машинально потянулась за тряпкой, но, взглянув на тётю Клаву, убрала руку. У меня эмоции порой зашкаливают — я могу плакать и смеяться одновременно. Только что мне хотелось зарыться в землю, а теперь, взглянув на лужу воды на столе, я простодушно выпалила:
— Ворожите, Клавдия Егоровна?
Тетя Клава, склонив голову набок, всматривалась в лужу.
— Начнём с того, что до нас жили люди, и после нас будут жить, и это не я придумала… Она в сиянии — ты посмотри на её волосы!..
И мне показалось: я увидела в воде Марину — всего-то на пару секунд!.. Я сморгнула, и в этот миг к нам в проводницкую зашёл какой-то жуткий панк.
— Э-э-э-э-э…
Больше он ничего не сказал, уставившись на нас; состав тряхнуло, и вся лужа со стола утекла на пол. Мы переглянулись, и панк понимающе осведомился:
— Я насчёт чая, но, если вы заняты, я попозже зайду. — И попятился в дверь.
На часах была половина третьего ночи. Мы снова переглянулись, и тётя Клава сказала, удивившись:
— Он же не из нашего вагона!.. Чего это он бродит-то?.. — И выскочила из купе.
Я взяла веник и стала подметать, вода-то была уже разлита.
— Ваши фокусы — вот у меня где! — в сердцах сказала я вошедшей Пушистой. У той затряслись губы, но она довольно спокойно ответила мне:
— На нашей дороге есть пара мест, где можно узнать будущее, и даже изменить его…
Я отбросила веник.
— Колдуны, что ли? — Меня не тронул этот вздор. — Да идите вы! — сказала я спасительную фразу и перекрестилась.
— Как хочешь, — махнула рукой Пушистая.
— А вы туда заглядывали? — поддразнила я.
— Я? А что? Я… — нехотя ответила тётя Клава. — Ты маешься, а не я…
— А откуда вы про это знаете? — я всё-таки спросила, хотя не очень-то верила.
— Помнишь, у меня сын пропал? — спросила тётя Клава. Я с трудом вспомнила, как давно она на полгода уезжала в Чечню. А перед этим ей пришло уведомление из Ростова, где опознали похожего на её Марата солдатика.
— Помню.
— На нашем пути примерно тысяча станций… Вот в Новопесчанске — радиация, а на Мосту — проходит грань…