Она так и сказала: «Проходит грань…» и замолчала. Я спросила:
— Как вы узнали-то… про станцию Мост?
— Я сама не понимаю, — поморщилась тётя Клава. — Хотя я могу угадать, например, что-то… Просто, скажу и угадаю. Хочешь, тебе что-нибудь наворожу?
— Марина останется жива? — выпалила я. Тётя Клава закрыла глаза и молча пошевелила губами:
— Не знаю, — через секунду ответила она. — Там, — она кивнула на чёрное небо в окне, — ещё не решили…
— Ну, вот! Не знаете… И про Мост также угадали?
— Свет… Я ехала в Ростов на опознание и заснула — проспала… и мне приснился сынок, просил узнать у цыганок про него… Я проснулась и подумала: у каких ещё цыганок? Искать их, что ли… И вдруг вспомнила: в тот год в нашем вагоне часто ездили две старые цыганки, не «дай, погадаю», а такие, — тётя Клава прищурилась, подыскивая сравнение, — артистки… Барыни…
— И что? — Я вдруг вспомнила их.
— Я просто не поехала в Ростов, вернулась, вышла на работу и дождалась тех двух цыганок, когда они снова поедут.
— И вы у них спросили? — поторопила я.
— Нет, я пошла вслед за ними… Сын назвал их… топотушками.
Я вдруг вспомнила Длинного Колю.
— Кем-кем?
Тётя Клава проигнорировала мой вопрос. В окне пролетали чёрные, неосвещаемые пространства и мне вдруг стало почти уютно в стальной шкатулке вагона, в котором я проработала половину жизни.
Через несколько минут машинист затормозил у маленькой станции Бор, и я тоже вышла, помогая сойти двум ветхим пассажиркам. Никто не вошёл на два освободившиеся места, и мы снова уселись в купе.
— Давай, спать? — зевнув, предложила Клавдия Егоровна.
— Давайте, — кивнула я, не решаясь начать разговор о возвращении её Марата.
Я легла, а тётя Клава взяла Маринкину чашку, налила в неё воды и поставила на стол рядом со мной.
— Вода, хлеб, сахар и соль сохраняют информацию… — Тётя Клава подождала, пока я отхлебну, и добавила: — Может, Маринка тебе что-то скажет во сне? — предположила она.
Мне приснились одни лишь звёзды. Они пролетали мимо, задевали и царапали меня прямо по носу. Я проснулась и с ужасом обнаружила кошку Ночку, которая устраивалась спать у меня на подушке. Я про неё совсем забыла и со сна, не разобравшись, отшвырнула её. Кошка удивлённо взглянула и молнией юркнула в приоткрытую дверь. Я встала и, согнувшись, пошла за ней.
Когда я вернулась, прижимая к себе обиженную кошку, тётя Клава похрапывала, укутавшись сразу в три одеяла. Мне больше ничего не оставалось, как тоже постараться заснуть…
— Ну, что? — под утро спросила меня Пушистая. — Ничего? Странно…
Я снова на очередной станции побежала к вокзалу и набрала код и номер. Гудки… гудки… гудки…
— Она умирает, — после долгого молчания ответили мне и бросили трубку.
Был день без солнца, как и все дни, пока ты болела, Марин… Я не поверила.
— Этого не может быть! — всхлипнула я. — Что с тобой случилось в ту ночь? Кто пытался тебя убить?
— Света! — крикнул кто-то. — Быстрей!.. Опоздаешь…
Я добежала до нашего вагона, и Пушистая втянула меня внутрь. Что было потом? Пелена. Марина, мы были лишь на полпути к Адлеру, и что-то сделать, даже просто посидеть рядом, держа твою руку, — я не могла.
И мне стало так больно внутри! У меня снова невыносимо заболело сердце, и я заплакала. Я — здесь, а ты умирала там — на пятом этаже горбольницы…
Зачем мы привыкаем к кому-то?..
Зачем наши души становятся близкими?..
Неужели, чтобы оплакивать тех, кто уходит раньше нас?
Мы сели в купе, и тётя Клава, посмотрев на воду, сказала:
— Она умрёт…
Кошка Ночка вскочила и помчалась к выходу, но, помяукав у закрытой двери, забилась под титан… Я вышла забирать билеты и делать обычную работу, отвечала на какие-то вопросы, а в голове сверлило — как же мне помочь тебе? Всё человечество так истово молится каждый день, моя молитва, скорее всего, затеряется в чужих слезах и воплях о помощи.
Вечер. Поезд простучал половину пути. Через час город Борисов, перед ним — станция Мост. Мимо по вагону, подняв хвост, прошла кошка в белых чулках. Я удивилась — кошка в чулках!
— Ночка! — позвала кошку тётя Клава.
— А сколько таких станций Мост? — спросила я.
— Всего три, — ответила она, вглядываясь в темноту позади меня.
— А где?
— Откуда я знаю? — съязвила Пушистая. — Ну, ты сойдёшь?
— Да! — решила я. — Я обязательно сойду… А куда мне идти? Что мне делать там?
Тётя Клава сидела напротив и молчала. Её необъятная грудь колыхалась, как море.
— Иди за женщинами, которые сойдут там, — сказала она. — Ты хоть слышишь меня? Света!!!