Выбрать главу

– Ага, надо маме позвонить.

– Правильно. – Он затянулся. – Пусть совесть тебя не мучает – ты был занят, с картой разбирался.

– Схожу позвоню?

– Погоди, сперва поешь. Только о том, чем я тебя кормлю, чур, молчок.

Вернулась официантка с напитками, поставила перед отцом кофе и, заметив пепельницу, извинилась.

– Голова сегодня как решето, – сказала она. Выражение это я слышал впервые, и теперь, когда слышу, вспоминается ее рука, зависшая над блюдцем отца, худая, с татуировкой. На большом пальце у нее не хватало накладного ногтя.

– Ничего, – успокоил ее отец. – Должен сказать, пепельница неплохая – удобная, широкая, и глубины хватает. Я даже подумывал украсть. Впрочем, вряд ли это поощряется в заведении столь высокого класса.

Официантка отозвалась с робким смешком:

– Вы не представляете, сколько их крадут!

– Еще бы, Келли! – поддакнул отец. Имя девушки он, должно быть, подсмотрел на нагрудном значке. – Спорим, этой прелести у вас дома штук пять, не меньше.

Девушка поджала губы.

– Не скажу, это секрет. – Наконец она вспомнила про мой стакан молока и, когда переставляла его на стол, пролила немного. – Ой! – Она промокнула посудным полотенцем бумажную подстилку. – Куда путь держите – в сказочные края?

Отец, прищурившись, разглядывал ее.

– Это как посмотреть, – ответил он. – Хочу показать парню, где я работаю.

– И где же?

– В Лидсе. В телестудии.

– Вот как! – Она стрельнула на меня глазами. – Интересно!

Я не мог усидеть в ожидании, пока он ей расскажет, – это же не пустяк какой-нибудь!

– Он в съемочной группе “Кудесницы”!

– Не всем это так интересно, как тебе, Дэнни, – осадил меня отец и, потушив сигару, уставился снизу вверх на девушку. – Это детский сериал. Но настоящий, серьезный, не то что “Радуга” или “Синий Питер”.

– Да, слышала. Сама не смотрела, но слышала.

– Дети у вас есть? Они, наверное, смотрят. Или книгу читали.

– Детей у меня нет. Зато племянницам моим, кажется, нравится.

– Для детского сериала он непростой, местами страшновато. Но мы выпускаем продолжение за продолжением – значит, детям нравится. Во всяком случае, моему. – Он кивком указал на меня.

– Потрясающе! – подхватил я. – Все так говорят.

В кухне что-то звякнуло.

– Блинчики ваши готовы, – спохватилась официантка. – Сейчас принесу.

– Хорошо. Ну а мы тут не заскучаем. – Отец взял с подставки пакетик сахара, высыпал в кофе, проводил официантку глазами. – Что скажешь о ней? – спросил он. – По-моему, неплохой человек.

Я принялся за молоко. Оно оказалось холодное, и ранка на языке сразу стала меньше болеть.

– Ногти у нее противные.

– Почему противные?

– Приклеенные.

– Ну и что. Нельзя судить о женщине по ногтям.

– Она официантка.

– Подумаешь! Ничего зазорного тут нет. Мама твоя, когда мы познакомились, тоже официанткой была. Работа как работа. Нельзя смотреть на людей свысока.

– Мама не была официанткой.

– Какая разница – банкеты обслуживала. Ну и пусть бесплатно, для твоего деда, но что было, то было.

С чего он вдруг ее расхваливает? – не понимал я. Она всего лишь подает нам завтрак в придорожной забегаловке на окраине городишки, куда мы никогда больше не вернемся, зачем мне вообще о ней думать? Но теперь я понимаю, что отец пытался мне привить свои жизненные ценности или хотя бы намекнуть, что те у него имеются.

– Вот что я тебе скажу, – продолжал он, – нельзя брезговать людьми из-за их профессии. Есть люди как раскрытые книги, и это нормально, не всем гоняться за мечтой. Но обычно – и клянусь, наша официантка – типичный случай, – люди намного глубже, чем кажется с первого взгляда. Взять хотя бы меня. Когда я оформлял сцену, я ведь был не просто плотник, верно?

Я кивнул.

– Вот, пожалуйста. – Подошла Келли с блинчиками. – Кому с изюмом? – И поставила тарелку передо мной. А когда ставила вторую, перед отцом, он коснулся ее руки:

– Это снежинка или паутинка?

Келли моргнула, отступила на шаг.

– А-а, вот это… Я, можно сказать, жалею.

– О чем тут жалеть?

– Понимаете, ошибка молодости. Поспорили с одним парнем, ну я и сделала, на спор. Жаль, ей-богу.

– Да ну! По-моему, красиво.

Она искоса уставилась на свою руку.

– Что ж, теперь не сотрешь. – Взяв под мышку пустой поднос, она посмотрела на меня: – Еще молока, дружок?