— Все нормально. Ну кроме того, что вы с Константиновым за каким-то хреном используете меня в темную, — не удержался Марк.
— А ты обиделся на это, — констатировал Голицын-старший.
— Я? — фыркнул Марк. — Ни в коем случае. Просто интересно, зачем. И не надо рассказывать сказки о том, что ты решил, что работа в Седьмом отделе поможет мне выйти из депрессии.
— Уже помогла.
Марк закатил глаза и цокнул.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
— Понимаю, — кивнул Юрий Петрович. Он так и не оторвался от бумаг, но даже если бы посмотрел на сына, тот не смог бы понять, что в голове у этого акудзина. — Мы должны окружать себя верными, надежными и сильными акудзинами. Так, на всякий случай.
— Есть повод? — удивился Марк.
— Это большая политика и бизнес. Здесь только дай повод и тебе перегрызут глотку.
— Я тут при чем?
— Я решил убить сразу двух зайцев: вправить тебе мозги, и заручиться поддержкой Константинова. Он бы и так рано или поздно занял пост директора. Ты просто ускорил этот процесс.
— И ни у кого не возникло вопросов, что я там делаю? — хмыкнул Марк.
— Возникло. Но никто не обязан отвечать на вопросы, — улыбнулся Голицын-старший.
— Не понял, что Константинову с того?
— У тебя природный дар, как и у Вити — вы оба феноменально чутко ощущаете и контролируете сущность. Кто бы что бы не говорил, но сущность не второй желудок.
— Предпочитаю думать, что все же желудок, — снова фыркнул Марк.
— Думай, что хочешь, да только Хроники вряд ли когда-нибудь расшифруют, и мы так и не узнаем природу нашей силы. Кто-то думает, что это второй желудок, кто-то что это демоническое творение, посланное нам неким темным властелином, а кто-то считает, что это просто чертово волшебство.
— Угу, а кое-кто считает, что мы с другой планеты. К чему ты клонишь? — нахмурился Марк.
— К тому, что дар акудзин — очередная загадка человечества, которую вряд ли когда-то удастся разгадать. Этот сгусток энергии, сидящий в нас, дает небывалые возможности. Вопрос в том, как мы эти возможности применяем.
— Ну хорошо. А Константинов тут причем?
— При том, что он далеко не дурак и прекрасно понял, что, если озерковский маньяк совсем распоясается, замять это дело будет трудно. А возможности таких как ты, ему бы очень пригодились. Так что для нас с ним — это выгодна сделка. Он получает ценного кадра с особым чутьем. Я получаю верного акудзина с большими возможностями силовой поддержки.
— У него сейчас возможности не слишком большие. Я же рассказывал, в каком состоянии сейчас дела в отделе, — скептически заметил Марк.
— Благодаря тебе дела налаживаются. Он тоже на месте не сидит. Набирает акудзин, налаживает процессы и прочее. Надеюсь, что мы просто перестраховываемся, но это лишним никогда не бывает.
— А если я сейчас уйду из отдела? — вызывающе спросил Марк.
— Не уйдешь, — жестко отрезал Юрий Петрович. — Во-первых, ты уже там увяз. Во-вторых, не твои ли слова, что ты не любишь бросать дела на пол дороги?
— Это неприятно знаешь ли.
— Неприятно находить своего единственного сына в вонючей одежде посреди пустых бутылок. А это проглотишь.
— Скорее сплюну и заставлю слизывать, — прорычал Марк и прыгнул.
Он оказался с Седьмом отделе. Почему-то домой вообще не хотелось. Усталость и сон как рукой сняло. Он уселся за свой стол и просто уставился в одну точку. Любить и уважать отца ему было не за что, но и ненавидеть его он не мог. Однако временами хотелось убить родича. Вот только он знал — Голицын-старший свернет шею любому акудзину. Марк даже не мог представить никого сильнее отца.
Десятки вроде и были одинаковы по степени сущности, однако если бы можно было ставить запятые после нуля, отец получил бы одиннадцатую степень. Плюс весомую роль играл опыт, ум, тренировки...
Как тогда с Миядзаки. У Марка не было шансов, потому что он никогда не убивал, потому что слишком молод и неопытен. То, что ему удалось выжить — всего лишь везение и излишняя самоуверенность японца.
Сейчас Марк был зол. Не то на отца, не то на Константинова, не то на себя. Еще больше злило, что никто не был виноват ни в чем. У отца всегда были свои игры и расчеты, и Марк об этом прекрасно знал. Константинову нужен был в отделе акудзин, способный чувствовать эмоции людей в толпе, и при этом не показывать свою сущность. А Марку понравилась работа в отделе, и он теперь не хотел отсюда уходить.
Пока занимался самокопанием, наступило утро. Совсем ранее несмелое утро, когда небо едва стало сереть, и первые звуки пробуждающегося города стали наполнять сонные улицы. Марк глянул на часы. Шесть утра.