— У нас не Нидерланды, где каннабисом насморк лечат, — Ворон поднял голову и положил кулак под щеку. — А ты чего приперся? Работать мне мешаешь.
— Да ну! Смотри не перетрудись. Мне одному торчать на станции скучно, вот и решил поболтать.
— Ну давай поболтаем, — легко согласился Иван. — Кому понадобилось двенадцать газонокосилок в Озерках?
— Тому, кто много косит? — улыбнувшись предположил Марк.
— Не смешно, — скривился Иван.
— Барыгам на перепродажу, — выдвинул другую версию Марк.
— Да всех барыг уже за рога взяли. Эти людишки вообще работать не хотят.
— Так заставь. Акудзин ты или где? — усмехнулся Марк. — Ну или внуши начальству передать это дело кому-нибудь из твоих людских коллег.
— Меня мама учила не злоупотреблять своими возможностями, — сдержанно проговорил Иван.
— Ага, меня тоже. Но еще учила, что в некоторых обстоятельствах надо ими пользоваться по максимуму.
— Я ими пользуюсь в другом деле, — угрюмо отвечал Иван. — Озерки встали на уши. На каждом углу теперь орут, что у них завелся маньяк.
— То есть столько лет молчали, а тут вдруг начали орать? — недоверчиво сощурился Марк.
— Так раньше пропадали маргиналы, а сейчас... Сафонова в прошлом году, Семенов в этом... Короче, я не знаю, что делать. Волна пошла, и мы не в силах ее остановить.
— А Константинов, что думает?
Ворон махнул рукой и скривился:
— Он не думает. Он орет. Думать — наша работа. Где, кстати, главный думальщик?
— С Леночкой встречается, — заговорщицки подмигнул Марк.
— Вот зараза. Мы тут работаем, понимаешь ли, а он блондиночку шпилит!
— Может и не шпилит. Он же ей эксклюзив обещал. Быть может к концу этой истории, она и вознаградит его за информацию, но вряд ли сейчас.
— Надо его на путь истинный наставить. Не баба должна использовать мужика, а наоборот, — заявил Ворон с видом знатока.
— А взаимовыгодное сотрудничество ты не рассматриваешь? — криво усмехнулся Марк.
— Нет...
Он хотел еще что-то добавить, но отвлёкся на письмо, пришедшее на почту. С каждой прочитанной строчкой улыбка Ворона становилась все шире, и шире.
— Что там тебя так развеселило? — наконец не выдержал Марк.
— Это кровь не Семенова! Точнее, она там тоже есть, но не только его! И этой второй в людских базах нет. Короче, сейчас распечатаю, бери этого Казанову и дуйте в Еленовку. Хоть ноги Прохоровой лижите, но пусть пробьёт по нашей базе.
— Спасибо, но такого фетиша у меня нет, — скривился Марк. — Воспользуюсь старым дедовским методом.
— Это каким? — поинтересовался Иван, протягивая Марку распечатку с анализом.
— Красноречием, — заявил Марк и набрал Кирилла.
***
Через пятнадцать минут он стоял один перед кабинетом Прохоровой Жанны Игоревны. Кирилл сказал, что задержится. Судя по звукам на заднем фоне, работа его сейчас интересовала меньше всего. Марк улыбнулся. Вот уж не ожидал. Кирилл выглядел акудзином, у которого на личном фронте тихо как на кладбище ночью.
Он постучал, но не дождавшись ответа, открыл дверь и вошел. Прохорова сидела за рабочим столом и увлеченно что-то набирала на клавиатуре. Услышав, что кто-то вошел, она подняла глаза, ее брови лишь слегка приподнялись и она снова уткнулась в монитор.
— Чем могу помочь, господин Голицын?
— Добрый день, Жанна...
— Игоревна. На двери кабинета написано, — надменно отвечала та.
— Да, я видел, — слегка улыбнулся Марк и подошел ближе. — Я тут по делу, хотя, признаюсь, предпочел бы просто заглянуть на чашечку кофе.
— Кофе нет. Есть чай. Зеленый.
— Тогда просто по делу, — дружелюбно отвечал Марк. — По делу озерковского маньяка. Надо пробить ДНК по базе. Поможете?
Она наконец оторвалась от экрана, откинулась на спинку кресла и положила руки на подлокотники. Словно царица на троне.
— Нет, — коротко бросила она.
— То есть вы не хотите, чтобы поймали маньяка? — опешил Марк.
— Хочу, — кивнула Прохорова. — Но учитывая новые полномочия Седьмого отдела, мне нужен официальный запрос, подписанный Константиновым и председателем Правления.
— А Ланской здесь причем? — удивился Марк. — Константинов хоть сейчас подпишет, но сколько мы будем ждать, пока Ланской нас примет? Он вообще сейчас во Франции на какой-то конференции, насколько я знаю. А нам быстро надо, у нас вопрос жизни и смерти.
— Вопрос жизни и смерти у меня, господин Голицын, обычно в реанимации стоит. А тут формальность.