Остальные молча следуют за мной.
Это тоже инстинкт? Следовать за тем, кто идет куда-то уверенно и без страха?
Или же это человеческая глупость? Ведь уверенный и бесстрашный может идти прямиком в пропасть. И все, кто не может думать своей головой, упадут вместе с ним.
В следующем вагоне сидит только один человек — парнишка, на вид лет семнадцати. Сидит на сиденье, подобрав под себя ноги, качается из стороны в сторону и немигающим взглядом смотрит в одну точку.
— Эй, ты как? — спрашивает у него пьяница.
Женщина в брючном костюме участливо встает рядом, а мужчины оглядываются, вероятнее всего подмечая, что этот вагон мало чем отличался от предыдущего и нашего. На полу поблескивают под лампами дорожки из подсыхающей слизи, вокруг разбросаны вещи тех, кого утащили: сумки, легкая обувь, даже очки.
Но мне нет до этого дела, я иду дальше.
— Парень, подожди! — говорит мне пьяница. — Его здесь нельзя оставлять.
Я не отвечаю.
Мысль о том, что мне позволили находиться в этом поезде и заклеймили подстрекателем только для того, чтобы избавиться, пульсирует в висках. Кровь кипит в венах, я это буквально чувствую. Никому из них, ни Семену, ни Дмитрию, ни даже Князю, я в Клоаке больше не нужен…
И от неожиданно всплывшего в голове вопроса: «А жив ли еще Саша?», из груди словно исчезают все внутренности.
Я останавливаюсь. А если брата уже нет? Если Вано убил его, пока я ждал возможности оказаться в поезде, то… что мне делать дальше?..
Становится тяжелее дышать, и я хватаю ртом воздух в панической попытке не задохнуться.
Если Саша уже мертв?..
Опираюсь о колени, никак не могу вздохнуть полной грудью. В носу свербит и глаза наполняются слезами.
Чувствую, как на мое плечо опускается чья-то ладонь. Резко поворачиваю голову, смотрю вверх. Пьяница улыбается мне, на его сутулом щетинистом лице появляются морщины. От него исходит кисловатый запах пота и дешевого алкоголя. В глазах плещутся искорки какого-то радушия, словно он говорит мне: «Все будет хорошо».
— Ты дыши, парень, дыши, — говорит он. И показывает мне, как я должен дышать. — Вот так. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Медленно, не спеши.
Я одергиваю его, сбросив его ладонь со своего плеча.
Мне не нужна ничья помощь.
И советы мне ничьи не нужны.
Злость вновь вскипает в груди и, выпрямляясь, я иду дальше.
В следующий вагон.
И в этот момент поезд начинает замедлять ход, а из динамиков слышится шуршащий, прерывистый голос машиниста:
Просьба…х-х-х… К пасса-а-ажирам… Ш-ш-ш… Незамедлит… Х-х-х… Первый…ва-а-агон… Ш-ш-ш…
— Он сказал?..
— Что мы должны идти в первый вагон. Да?
Опять вопрос обращен ко мне.
Да, я знаю, что означает эта передача. И я знаю, какой ужас ждет нас в дальнейшем, если мы не успеем дойти до первого вагона.
— Идите быстрее, если хотите выжить! — говорю я.
И на этом все.
Я не собираюсь задерживаться, объясняя попадающимся на моем пути людям, что да как. Захотят, пойдут в первый вагон. Затормозят и начнут задумываться над тем, а надо ли им куда-то идти — скатертью дорога.
Мой нынешний план еще проще предыдущего. Я угоню поезд. Не знаю, как именно я это сделаю, но я смогу. Избавлюсь от Дмитрия и Семена, вариантов вагон и маленькая тележка. Как бы по-идиотски это не звучало в данный момент.
Натравлю на них толпу. Всем расскажу, что это из-за них мы на грани гибели.
Конечно, мне могут не поверить.
Да, Семен и Дмитрий не станут скрывать, что я с ними заодно.
Но я все равно от них избавлюсь.
Изобью, выкину наружу. А затем избавлюсь и от машиниста. Или заставлю его под угрозой расправы остановиться на наземной станции и начну гудеть. Та долго и громко, чтобы весь город знал, где я. Чтобы весь лагерь знал, где поезд.
Пятый вагон.
В нем лишь трое. Они смотрят на нас, зашедших в их вагон людей, с опаской и недоверием. Я бы даже сказал враждебно. Это чувствуется по их напряженным позам, по замерзшим на лицах выражениям не дружелюбности.
Я прохожу мимо этих людей, и они отступают в сторону. Но своих взглядов с меня не сводят. Слышу, как пьяница быстро бормочет, что-то им объясняя. Алкоголь вновь бурлит в его крови, и разум его начинает затуманиваться. Это понятно по тому, как сложно излагаются вслух его мысли.
Не знаю, прислушаются ли они к его совету последовать за мной или нет, но я не хочу оборачиваться и узнавать это.
Четвертый вагон.
Людей в нем немного. Семена нет.
Позади меня повторяется сюжет из пятого вагона.
Третий вагон.
Пассажиры уже устремились ко второму вагону, прислушавшись к объявлению машиниста.
Второй вагон.
В нем никого. Все уже ушли? Или в нем никого не было изначально?
Я останавливаюсь перед входом в первый вагон. Всматриваюсь сквозь грязные стекла в то, что происходит по ту сторону, замечаю рыжеволосую макушку Дмитрия… и внутри меня вскипает злость.
Я захожу.
В голове ни одной адекватной мысли. Я перестаю отдавать отчет своим действиям, стоит только подумать о том, как Семен и Дмитрий отослали меня в последний вагон умирать. Смешно же. Почему же я не задумался об этом раньше? Ни Семен, ни Дмитрий, не доверяют мне, это понятно. Так почему же меня отослали в хвост поезда, вместо того, чтобы оставить в середине?
Ответ прост: я им не нужен.
Они надеялись, что я там умру.
Сам не знаю почему, но именно на Семена я обрушиваю всю свою злость и ярость. Резко оборачиваю его к себе, одной рукой схватив его за плечо, а второй рукой, сжатой в кулак, заезжаю ему по лицу. Удар оказывается настолько сильным и неожиданным для нашего врача, что он теряет равновесие и падает на пол.
Дмитрий стоит рядом, не предпринимая никаких попыток остановить меня.
— Ну, здравствуй, — говорю я первое, что приходит на ум.
Мой голос сипит, тело бьет мелкая дрожь. Костяшки на кулаках так и чешутся заехать по его лицу еще несколько раз. И я не отказываю себе в этом удовольствии. Наклоняюсь, хватаю его за грудки и замахиваюсь для удара. И бью его. Но успеваю нанести лишь один удар, прежде чем донесшийся со стороны голос, окликнувший меня по имени, заставляет меня замереть на месте и вглядываться в лицо Семена.
Что я хочу в нем найти?
Ответ на то, есть ли у меня слуховые галлюцинации.
Ответить на этот вопрос я могу и сам — стоит только повернуть голову и убедиться, что я еще не сошел с ума. Но… я боюсь. Не то увидеть человека, который окликнул меня. Не то… увидеть пустоту.
Но Семен смотрит в ту же сторону, до меня и моего рукоприкладства ему нет дела. Стоящий в стороне от нас человек интересует его куда больше.
— Костя, — вновь зовут меня. — Отпусти его…
И на этот раз я прислушиваюсь к чужому голосу.
Мои пальцы разжимаются, и я медленно — даже, наверно, слишком, медленно — оборачиваюсь на голос. Сердце пропускает удар, а после начинает биться так быстро, что собственное сердцебиение приносит физическую боль.
— Ни… на?.. — произношу я, растягивая ее имя на два коротеньких слога.
Голос звучит неуверенно, но глаза меня не обманывают.
Передо мной стоит Нина, такая, какой я ее и запомнил при нашей первой встрече несколько недель назад. Тот же растерянный, но грозный взгляд. Те же нахмуренные светлые брови.
Но кое-что все-таки отличало ее от той Нины, которую я отослал к стокам. Которую обещал догнать раньше, чем она окажется в моем убежище.
Первое, ее одежда — она была чистой и новой. А второе, это компания из трех мужчин и одной женщины, стоящих рядом с ней.
Нина стоит с людьми с военной выправкой, суровыми взглядами и автоматами, которые они в любой момент готовы направить на толпу ничего непонимающих пассажиров.
— Костя?.. — произносит она мое имя уже в третий раз. И протягивает мне руку, не прекращая хмуриться. — Ты… еще со мной?..