- Тин, ты слышишь?
- Ага. Пойдем.
- Куда?! - чуть было не взвизгнул я.
- Как куда? На платформу! - твердо заявил Тин и отошел от окна. Его руки больше не дрожали. - Мы ж должны разоблачить смотрителя!
- Да причем тут он?
- А кто?!
"ЕДОКИ!" - чуть было не выкрикнул я.
- С ним творятся непонятные вещи! Ты разве не видишь? - допытывался Тин. - Кто знает, может, именно сейчас он читает заклинание против твоей бабушки? Или деда! Или Ленки!
И вправду, откуда мне знать? Может, смотритель только создает видимость, что хороший? И сумасшедший...
- Пошли!
Я спустился вслед за Тином, и когда спрыгнул вниз, обнаружил, что он стоит и сжимает в руке большой гаечный ключ.
- Ты чего?
- Страховка! Тебе бы тоже надо...
- Да некогда. Побежали!
Мы осторожно выбрались из дома. На улице стояла холодина. Как будто резко наступила зима. Мы осторожно отворили калитку и прошмыгнули на улицу. Изо рта вырывались густые клубы пара, больше похожие на туман. И чем ближе мы подбегали к платформе, тем холоднее становилось. И страшнее.
Песнь утихла.
- Стой, - сказал я. - Что-то там...
С платформы донеслось утробное рычание. И это был не дядя Коля. Как будто множество копошащихся зверей, злых и враждебных, обступили жертву и готовились напасть на нее, растерзать. Поезд стоял на платформе, сияя, как светодиодная лампа, и чтобы увидеть хоть что-нибудь, приходилось щуриться.
- Кажется, там собаки, - Тин перехватил ключ. - Страшно что-то. Не люблю собак.
- Пойдем тише. Если что - бежим в сторожку.
Шаг. Второй. Третий.
Фонарь не горел.
На платформе появились тени. Я только-только насчитал пять штук, как из вагонов выбежали новые. Одни вились по спирали, метались, как потревоженные пчелы, другие исчезали, появлялись, выныривали со всех сторон. В темном вихре угадывался силуэт дяди Коли. Его швыряло из стороны в сторону. Периодически мерцали перламутровые вспышки. Пахло мятой и кедром. И...
- Горит где-то? - шепнул Тин.
- Нет, - я поморщился.
Мишка неотрывно следил за развернувшимся на платформе хаосом.
- Ну? - я посмотрел на друга.
Он не ответил.
Я пожал плечами и встал на первую ступеньку.
Дядя Коля в беде. Я должен помочь. Не знаю как, но должен. Что за глупости? Что происходит? Господи, я не готов... А если умру?
Мысли переполняли меня. Я разрывался между страхом и желанием прийти на помощь. Ведь это никакой не сон. Свечение, поезд, рычание. Тени.
Дядя Коля вскрикнул.
Это стало решающим фактором. Я взмыл вверх по ступеням. И замер.
- Едоки!!! - закричал я, завидев округлую тень, тянущую свои когтистые лапы к дяде Коле.
Смотритель обернулся. Его глаза - два серых пятна, практически стертых с лица - царапнули меня симбиозом страха (за нас, не за себя), тревоги и неожиданности.
- Оул! Что? Оул! - крикнул в ответ Тин и, расхрабрившись, подбежал ко мне. - Ты как? Все хорошо?
- Сон. Сон... - у меня сперло дыхание. - Едоки. Я видел их во... В книге, ты чи... Тьфу. Вот они!
Дядя Коля отбивался от теней. Он сдвинулся так, чтобы преградить Едокам путь к нам. Твари по-прежнему выбегали из вагонов, словно десант.
Меня колотило. Рядом трясся Тин. Ноздри онемели от обилия сильных запахов. Неожиданно взор заслонило серое пятно. В лицо как будто вонзили миллион иголок. Я почувствовал, как из меня выдирают нутро.
Ну и пусть выдирают. Тебе-то что? Ничего такого...
- Оул! - крикнул Тин и положил руки мне на плечи.
Вспышка перламутра. Мне полегчало. Я увидел перед собой пепельный жгут.
- Я в порядке, - бросил Тину. - Что будем делать?!
- Н-не знаю! Может, полицию вызвать?
- Нет. Не поверят! Надо действовать сейчас, пока...
- ПРОЧЬ!
Голос смотрителя обрушился на мир огромным метеоритом. Это был настоящий рев зверя, которого загнали в угол. Который понимал, что сейчас его убьют. Которому нечего было терять. Зверь, который так просто не сдастся.
Звук имел форму. Да, пожалуй, метеорит - лучшее сравнение. Звуковая волна готова была смести на своем пути все. Разрушить, расплавить, пробраться через уши в мозг и испепелить мозг.
- ПРО-О-ОЧЬ!
Раздался взрыв. Во все стороны брызнул перламутровый фонтан искр.
Нас с Тином отбросило со ступенек и повалило в траву. Я зажмурился; в ушах звенело. Открыть глаза было невозможно. Голова раскалывалась, словно ее набили мелкой галькой и изо всех сил трясли.
Сквозь пелену шума пробрался стук колес. Поезд уезжал.
С трудом распахнув веки, я поморщился. Сияние уходящего состава больно резануло по глазам. Я вскрикнул. Тин лежал рядом и постанывал, держась за голову. Я подполз к нему.
- Цел? - тело Мишки было мягким и безвольным, но я тряс его и собирался трясти до тех пор, пока он не отреагирует. - Цел, Тин?!
Он кивнул не сразу. Скрючившись, Мишка старательно массировал мочки ушей.
Платформа опустела. Единственная оставшаяся тень принадлежала смотрителю.
Убедившись, что Тин ничего себе не сломал, не порезал и не вывихнул, я взобрался по ступенькам. Дядя Коля полулежал, облокотившись спиной о металлический забор. Брюки изодраны, одна штанина оторвана по колено, излюбленный пинжачок распахнут, полы его были в грязи и влажно поблескивали. Смотритель так сильно испачкался, что полосы тельняшки слились в одно пятно.
- Дядя Коля!
Он был невероятно бледен. Как лист бумаги. Закрытые глаза ввалились, проступили острые скулы, нос заострился еще больше, а усы повисли, словно банный веник.
- Сашка... - хриплым шепотом выдавил смотритель.
- Дядя Коля!
Я сел рядом с ним и охнул. Нет, это была не грязь. Пинжачок дяди Коли был в крови, а тельняшка... Она пропиталась кровью настолько, что стала полностью черной. Грудь смотрителя разворотило, и хоть в ночи я не видел подробностей, темнота все равно не скрыла широченной зияющей раны и крови, что вытекала из нее целыми ручьями.
- Что... Что с тобой? - ладони вспотели и тут же замерзли, будто их опустили в сугроб. Я не мог оторвать взгляд от жуткой дыры в солнечном сплетении. Ему как будто проломили грудную клетку металлической трубой. Как тараном.
Смотритель превозмог себя и накрыл мою ладонь своей. Я поднял взгляд.
- А... - вылетело у меня.
Дядя Коля посмотрел мне в глаза. Внутри меня что-то оборвалось.
Глаза. Они были бесцветными. Молочно-серыми, как поднявшийся над Дымчатой туман. Как будто он поселился в глазницах смотрителя... И в то же время зрачки будто были нарисованы - они выглядели плоско и неестественно.
Дядя Коля смотрел на меня, сжимая руку все сильнее. Мне стало больно. Я пришел в себя и первым делом закричал:
- Тин! Ти-и-ин! Аптечку, живо! Беги к нам, буди дедушку! У него есть!
Шелест травы. Мишка встал на ноги и засеменил к дому.
- Да не надо... - прошептал дядя Коля. - Я уж все.
Я пришел в ужас. Неужели на моих глазах умирает человек?
- Как это?! Нет, нет! Сейчас перевяжем и скорую вызовем. МИШ! СКОРУЮ ЕЩЕ! - заорал я вслед убегающему другу.
Из тяжело вздымающейся груди смотрителя вырывалось прерывистое дыхание. Я прислушивался к каждому вдоху и пугался всякий раз, когда дядя Коля долго не выдыхал.
- Ты прости меня, - сказал он. - Но мне придется оставить все на тебя. Туман... Туман поможет тебе.
- Туман?!
- Хорек мой. Я возлагаю на тебя, Оул. Ты справишься. И со вторжением тоже.
Господи, да что он такое говорит?! ОН ЖЕ УМИРАЕТ! Неужели дядя Коля лишился разума?
- Нет, - сказал он, будто прочитав мои мысли. - Ты справишься. И спасешь Дымчатую. И всех людей. Теперь ты - Хранитель Грез.
- Как? Что? Но... - заикался я, не в силах вымолвить хоть что-нибудь внятное.
- Слушайся во всем Тумана.
Мне показалось, что дядя Коля улыбнулся. Но все было мутным. И тогда я понял, что уже давно плачу. Слезы текли по щекам, капали на разодранную грудь смотрителя и мешали видеть.