Расшифровка стенограммы
ПРИ ПЕРВОЙ ЖЕ возможности он заговорил на эту тему с доктором Андерсоном.
– Мне бы хотелось, – сказал капитан, – чтобы вы пробежались по этой его записи. У бедняги, похоже, была самая невероятная галлюцинация, какую только можно себе представить. И скажите, что вы сейчас думаете о его состоянии?
– Абсолютно все то же самое. По моему мнению, если это транс, то он должен закончиться смертью, и вероятно, ничто не указывает на точный момент, когда он начался. Проливают ли эти его записи хоть какой-то свет на то, как он оказался в том положении, в котором мы его нашли?
– То, что написано обычным языком – нет, но одна запись сделана только при помощи стенографии. Сам я ее прочесть не могу, а потому не решаюсь передать дневник в руки кого-нибудь на борту, кто это может.
– Ну что ж, раз уж вы хотите вручить мне эти бумаги, я посмотрю, что можно сделать. Если это письмо Питмана и если запись сделана достаточно грамотно, я думаю, что смогу ее разобрать, и, если хотите, напишу для вас расшифровку.
– Спасибо. Если это что-то похожее на запись предыдущего дня, то, признаюсь, мне бы очень хотелось ее увидеть, хотя писавший и находился в диком заблуждении. Но возьмите дневник и прочтите. Само его существование, от начала до конца, показывает, насколько Макрей был непригоден для секретной службы на одной из этих станций. В какой момент началось его безумие, я оставляю решать вам. Во всяком случае, ближе к концу он кажется достаточно сумасшедшим.
– Как вы думаете, что заставило его потерять рассудок?
– Одиночество и шок. Я в этом нисколько не сомневаюсь, – сказал капитан Эверед. – Это был молодой человек с большими способностями, но нервный, с богатым воображением, во всяком случае не приспособленный к жизни, связанной с такой должностью. И когда случилось событие, которое оставило его там одного, при обстоятельствах, которые были бы неприятны любому, он просто рассыпался на куски. Однако прочтите первую часть этой тетради, которая написана обычным языком, и скажите мне, что вы об этом думаете.
Мозговые и нервные расстройства всегда были той частью его профессии, которая особенно привлекала доктора Андерсона, и причуды расстроенных и ненормальных умов были для него особым предметом изучения. Так что он принял сочинения Макрея для ознакомления с научным интересом. Прочитав ту часть, которая уже была здесь изложена, он подошел к тому месту, где Алан, сидя в сигнальной комнате, заканчивал свою ежедневную запись или письмо с явным намерением подойти к инструменту и надеть головной убор для передачи сигналов, потому что, цитируя его собственные слова, его «как будто что-то призывало» сделать это.
Глава IV
Загадочный голос
ТО, ЧТО ДОКТОР Андерсон начал читать в своей каюте, выглядело следующим образом:
Не очень-то приятно, моя дорогая Мэй, писать о том, что я чувствую, и это неизбежно заставит тебя поверить, что я совершенно безумен. И сильно ли ты при этом ошибешься? Именно этот вопрос я постоянно задаю себе. Во всяком случае, вот то, что представляется мне точными подробностями того, что со мной произошло.
Закончив вчера свое письмо тебе, я пошел к столу и надел головной убор, сам не вполне понимая, зачем я это сделал. Почти сразу же после того, как наушники закрыли мне уши, я услышал голос, и он тут же показался мне очень странным, очень приятным и музыкальным, но совершенно непохожим на все, что я когда-либо слышал. «Макрей, вы здесь?» – спросил этот голос. Ответив, я был удивлен, что после короткой паузы, он продолжил повторять один и тот же вопрос, как будто меня никто не слышал. Но тут мне пришло в голову, что я ответил очень тихо, а не так громко и отчетливо, как нам предписано говорить. Поэтому во второй раз я попытался ответить громче, но обнаружил, что почти совсем потерял голос. Я мог ответить только в той же манере, что и раньше. На минуту воцарилось молчание, а затем вопрос опять повторился. Моя неспособность ответить иначе, чем прежде, приводила меня в крайнее замешательство, ибо, как я думал, при таком положении вещей я был абсолютно бесполезен для работы с радиотелефонией. А поскольку я был единственным человеком на станции, это было серьезно. Приложив все свои усилия, но без какого-либо дополнительного результата, я снова ответил: «Да! Я здесь. Кто вы?» В наушниках опять прозвучал тот же вопрос. Пока я сидел неподвижно, раздумывая, что же мне делать, голос снова заговорил – и оказалось, что меня, наконец, услышали.