— Я… я согласна, Энджи… — выдохнула девушка, кинувшись ему на шею.
***
В последнее время этот сон часто снился ей, напоминая о счастливых деньках ее молодости, когда она вела геройскую деятельность. Тот день, когда Энджи сделал ей предложение, навсегда отпечатался в ее памяти: начинающий герой, совсем недавно окончивший ЮЭй, но подающий огромные надежды предложил выйти замуж за него героиню среднего пошиба, не отличавшуюся особым здоровьем уже тогда, и, к тому же, старше него на пять лет.
Теперь, вспоминая об этом, Нишина понимала, что все это время являлась лишь обузой для мужа. Если бы не она, он смог добиться куда больших успехов, но забота о ней занимала первое место в списке его приоритетов. Нет, сам Энджи никогда не говорил ей об этом, но она и сама понимала, что тянула его вниз своим существованием. Первый год их совместной жизни был прекрасен, но роды Кагами, давшиеся ей с огромным трудом и сильно подкосившие ее здоровье, поставили жирную точку в их беззаботной жизни. Весть о том, что она не сможет больше рожать стала разочарованием для Энджи, который всегда хотел большую семью, а потом ко всему этому навалилось ее постоянно ухудшавшееся здоровье. Несмотря на все его старания, ей не становилось лучше, а лекарства лишь продлевали ее существование, и видеть то, как она страдает, доставляло Тодороки огромные муки, но он всегда был эгоистом и не мог отпустить ее просто так.
Нишина слишком сильно любила его и не могла свыкнуться с мыслью о том, что не доставляет ему ничего, кроме проблем, и потому, когда Кагами было три года, и стало понятно, что он не обладает крепким здоровьем, она сама предложила ему найти другую женщину с сильным квирком. Тогда он впервые накричал на нее и был очень зол, но ей удалось убедить его в целесообразности данной затеи. Она прекрасно видела, что ему и самому было неприятно, но не хотела разрушить его жизнь своей скорой смертью. Зная о том, как сильно Энджи ее любил, Нишина понимала, что тот не сможет жениться вновь после ее смерти и потому решилась на это, чтобы у него была женщина, на которую он мог бы положиться.
Так в его жизни появилась она — Юкиджи Ханада, дочь когда-то известной геройской пары “Укротителей Хоккайдо”. Эта девушка обладала очень сильным ледяным квирком и была полностью здорова, так что идеально подходила на роль матери будущих детей Старателя. Получить согласие также не составило труда: опекун девушки был человеком расчетливым и быстро согласился на щедрое предложение, справедливо полагая, что жить Нишине осталось недолго.
Сама она никогда не встречалась с Юкиджи и не спрашивала о ней у Энджи, но, судя по рассказам слуг, та было кроткой и тихой девушкой и «даже как-то побаивалась господина». Нишину мало волновала эта девушка: иногда она даже забывала о ее существовании, но, когда до нее дошла весть о том, что Юкиджи разродилась здоровой девочкой, Тодороки впервые почувствовала жгучую зависть к ней. И хотя она понимала, что сама была инициатором всего этого, иногда ее голову заполняла ненависть ко второй жене мужа, которую Нишина подавляла с огромным трудом.
Но женщина ни о чем не жалела теперь, вспоминая те семь лет, что ей посчастливилось провести с любимым. Ведь она прожила хоть и не долгую, но счастливую жизнь благодаря Энджи.
Сейчас, лежа на постели, она отчетливо чувствовала близость собственной смерти. Было утро среды, двадцать четвертое апреля, если она правильно помнила. Скоро из школы должен был вернуться Кагами, и Тодороки хотела обнять его напоследок и передать ему подарок для его подруги. Единственное, чего она желала, так это того, чтобы мертвой ее обнаружили слуги, а не Энджи или Кагами. Сын был мал и слишком привязан к ней, а муж…
Утомленно выдохнув, Нишина прикрыла глаза. Ей нужно было поспать, чтобы не выглядеть слабой перед сыном.
***
Как только закончился последний урок, Кагами тут же выскочил из кабинета и побежал домой. Ему с трудом удалось высидеть четыре урока без Сузу-чан, которой сегодня в школе не было, но он все же смог, памятуя о наказе отца, который ясно дал понять, что ему запретят пойти на день рождения подруги, если у него будет хотя бы одна плохая оценка.
Когда мама сказала, что то-сан дал свое согласие, радости Тодороки не было предела. Целых пять дней он вел себя максимально прилежно, стараясь угодить отцу, и тот, казалось, был доволен его, как он сказал, «целеустремленностью». Увы, мальчик не понимал значение этого слова, но полагал, что оно у него было положительным, так что был очень горд собой, ведь ему нечасто удавалось заслужить похвалу от то-сана.
Так бы он и проходил бы всю неделю до праздника, не вспомнив о самом главном, но, благо, о подарке для Сузу-чан ему напомнила мама как раз вчера, когда он читал для нее сказки из книжки, подаренной ему на Рождество. Когда мама спросила его об этом, паренек очень испугался и, представив свой позор перед подругой, готов был чуть ли не заплакать, но мама, слегка посмеиваясь, успокоила его, объявив, что сама приготовила подарок. Он был ужасно благодарен ей и сразу же начал выспрашивать про подарок, любопытствуя о том, что же она приготовила. Женщина, мило улыбаясь, погладила его по растрепанным волосам и сказала, что покажет его только завтра, и, не слушая ворчания сына, послала его спать.
Только зайдя в дом, мальчик сразу же разулся и, кинув портфель прямо на пол, побежал в мамину спальню. Когда он зашел, ей подавали обед, и она, улыбнувшись, предложила ему поесть с ней.
Поспешно кивнув, Кагами уже хотел налететь на еду, но под строгим взглядом матери смиренно пошел мыть руки.
Обед прошел в молчании: обычно любившая говорить ка-сан, сегодня была странно тихой, и он, видя это, тоже не решался заговорить, а лишь изредка несмело заглядывал в ее большие зеленые глаза и краснел от ее нежных улыбок и прикосновений.
— Ну, мам, перестань уже! — протянул мальчик недовольно после очередного поцелуя в щечку. — Я ведь не игрушка какая-то! — молодая служанка, убиравшая тарелки, прыснула в кулак и тут же ойкнула, выбежав из комнаты под раздраженным взглядом младшего Тодороки.
— Ты у меня красивей любой куколки, — усмехнулась женщина, прижимая сына к груди.
— Не говори так. Я не могу быть красивым, — видя замешательство на лице ка-сан, он важно разъяснил. – Такими могут быть девочки, вот, к примеру, Сузу-чан, — хмыкнув, она провела рукой по его волосам, еще больше взъерошив их.
— Прости, милый, но для меня ты самый красивый, — проговорила Нишина. — Хорошо, а каким ты должен быть? — спросила женщина, ощущая недовольство сына.
— Таким, как папа, — твёрдо ответил мальчик. — Сильным, храбрым и… целеустр… устор…
— Целеустремленным? — мягко подсказала Тодороки.
— Да, — сконфуженно кивнул он.
— Ну, хорошо, милый, — улыбнулась женщина. — Помнишь, я обещала тебе подарок для Сузу-чан? — сын радостно закивал, весь просияв. — Он в верхнем ящике комода, маленькая коробочка. Можешь достать?
— Конечно, — подойдя к комоду, он открыл его и достал оттуда тонкую коробочку темно-малинового оттенка. — Эта? — спросил мальчик, вернувшись к матери и протягивая ей коробку.
— Да. Не хочешь посмотреть, что в ней? — лукаво блеснула глазами Нишина, наблюдая за взволнованным сынишкой.
— С-сейчас, — пробормотал паренек, дрожащими пальчиками открывая коробку. Убрав крышечку, он застыл, во все глаза разглядывая браслет с цветочным узором и с посеребренными лепестками.
— Его подарил мне твой отец на мой двадцать второй день рождения, — тихо произнесла Тодороки, проведя пальцем по россыпи зеленых камушков. — Я знаю, что Сузуме очень дорога тебе, и потому хочу, чтобы ты подарил ей нечто и вправду красивое и важное.