— Я-я… С-спасибо, ка-сан… — выдохнул мальчик, обняв мать. — Уверен, Сузу-чан будет очень рада такому подарку!
— Да… — прошептала женщина, вдыхая запах сына. — Что же, тебе еще нужно переодеться. Иди, иначе опоздаешь, милый.
— Хорошо, мама, — быстро кивнув, он закрыл коробочку и кинул ее в карман. — До вечера, — улыбнулся Кагами прежде чем выйти из спальни.
— До вечера… — тихо прошептала Нишина, устало прикрывая глаза и чувствуя то, как из них начали течь слезы.
***
Часы уже пробили восемь вечера, и ему следовало возвращаться домой, хотя очень хотелось остаться и еще немножко поиграть с Сузу-чан. Обнявшись на прощание с подругой и опять поздравив ее с праздником, мальчик вышел за ворота, медленно переходя дорогу вместе с Шикай-саном, который вызвался провожать его, несмотря на протесты Кагами.
День прошел просто волшебно, и мальчик втайне мечтал о том, как пригласит Сузуме на свой день рождения. Подруга, увидев его подарок, очень обрадовалась и немного смутилась, искренне поблагодарив его и даже чмокнув в щеку. Юному Тодороки не терпелось рассказать обо всем матери и поблагодарить ее за подарок, и потому, как только Хироши-сан открыл перед ним с Шикай-саном входную дверь, он тут же, едва попрощавшись с иностранцем, побежал к маме, случайно толкнув служанку, выскочившую перед ним.
— Извините, Фуса-сан, — торопливо проговорил мальчик. – Не знаете, ка-сан спит или нет?
— Нишина-сама просила не беспокоить ее… — начала было девушка, но он уже убежал, не дослушав. — Проказник… — усмехнулась она и пошла по своим делам.
От нетерпения, вселившегося в душу, Кагами даже не стал стучаться, а вошел просто так, не беспокоясь о том, что мать не любила, когда он так делал. Включив свет, мальчик подошел к ее кровати и взобрался на нее. Мама, скорее всего, спала, и он на секунду даже подумал не будить ее, но желание поделиться с ней впечатлениями победило, и Тодороки стал мягко трясти ее по плечу.
— Мам, просыпайся, я пришел, — говорил он, но она не реагировала. – Мама, ну, давай же, проснись… — и тут он особенно сильно тряхнул ее по плечу, так, что она повернулась сбоку на спину. — Мама… — выдохнул Кагами, завороженно наблюдая за ее странно спокойным лицом. — Мам… — приблизившись к ее лицу, он стал внимательно разглядывать ее нос и губы. — Не притворяйся спящей… — нервно улыбнувшись, он случайно положил руку на ее шею и вздрогнул от того, насколько холодной она была. — Я знаю, что люди дышат во сне. Перестань, мама… — прошептав это, он прижался к ее груди.
Когда он обычно делал так, мать всегда обнимала его в ответ, но сейчас этого все не происходило. В комнате висела странная тишина, и мальчик все не мог понять, чего ему не доставало.
— «Пока у человека бьется сердце, он жив», — пронеслись в голове слова отца, сказанные им на одной из тренировок. – «А если оно остановится, значит он умер».
Вздрогнув всем телом, Тодороки приложил ухо к груди мамы и стал прислушиваться, но так и не смог услышать стук ее сердца. Дрожащими пальцами он пытался раскрыть ее глаза, рот, заставить сделать вдох, но все его попытки оказались тщетными.
— Н-нет, мама… это не может быть правдой…. — шептал мальчик, не чувствуя слез, катившихся по его лицу и падавших на бездыханное тело матери. — Ты не могла… не могла… П-почему ты такая холодная? Я должен согреть тебя… д-да… огонь поможет… ты просто замерзла, вот и все…
Дальше Кагами очень смутно помнил то, что произошло. В один миг стало тепло и перед глазами начали играть синие блики, что начали охватывать всю комнату. Он все пытался разбудить мать, не обращая внимание на пламя, начавшее пожирать все вокруг с огромной скоростью. Просто внезапно его тело пронзила острая боль, и он крикнул во весь голос, внезапно все осознав.
И в тот момент, когда мальчик думал, что его сознание отключится от невыносимой боли, наступила холодная темнота, в которой он увидел улыбающееся лицо мамы.
— Живи… — прошептала женщина и исчезла, оставив его однинокого в этой черной бездне.
========== Глава III ==========
***
Лей хмыкнул, когда малец-Тодороки убежал в дом, едва ли попрощавшись с ним, и понятливо переглянулся с парнем, стоящим в дверях.
— Простите моего ученика, Шикай-сан, — учтиво поклонился молодой человек. — Он иногда бывает невнимательным.
— Чего уж там, он ведь еще совсем мальчишка, — махнул рукой китаец. — А вот моя ученица часто бывает излишне внимательной, эм-м… — он запнулся, поняв, что не знает имени собеседника.
— Мицу Хироши. Наставник Кагами-куна, — представился тот, вновь поклонившись.
— Приятно познакомиться, Хироши-сан, — поклонившись в ответ, спросил Лей: — А откуда ты знал мое имя?
Когда Мицу уже открыл рот для того, чтобы ответить, из глубины дома почувствовался запах гари, а потом раздался отчаянный детский крик.
— Кагами-кун… — пролепетал парень, застыв, но Лей, не обращая на него внимания, протолкнул его в дом и побежал в ту сторону, откуда шел дым.
— Откройте воду! — кинул он испуганной служанке и, когда та сделала это, взмахом руки повел за собой водный поток.
С силой толкнув дверь, из-за которой шел черный дым, Лей за долю секунды оглядел помещение и, заметив на кровати темную макушку, направил водный поток туда, туша неистово бушующее пламя. Только закончив с кроватью, он бегло потушил всю комнату и зашел в нее. Решительно подойдя к почерневшему ложу, бывший герой замер, почувствовав то, как сердце в груди сжалось от той картины, что открылась перед ним.
Женщина, покоившаяся здесь, странно выделялась среди гари и копоти белизной своей кожи. Огонь не тронул ее, но одного взгляда на нее хватало, чтобы понять, что она мертва. Переведя взгляд с ее лица, он остановился на маленьком тельце, отчаянно ухватившемся за шею женщины, и вздрогнул, заметив почерневшие ручки мальчика. Стараясь не дышать, Шикай подвел руку к плечу неподвижно лежавшего ребенка и перевернул его на спину, ощутив то, как скрутило в животе от ужаса, при взгляде на обожженное детское лицо.
Когда он наклонился к мальчику, собираясь проверить его пульс, со стороны дверей послышался судорожный вздох, а затем женский вскрик.
— К-кагами-кун… он-н жив?… — дрожащим голосом спросил Мицу, не решаясь войти в комнату.
— Д-да… да, он жив! — взволнованно выдохнул Шикай.
Обернувшись к застывшим у входа слугам, он стал раздавать им приказы, которые те тут же кинулись выполнять, наконец выйдя из оцепенения.
В тот вечер он пробыл там, должно быть, около трех часов. Дожидался вместе с ними скорой и прибытия Энджи-сана, поддерживая обожженное тело Кагами в ледяной воде. Все проходило перед его глазами быстро и суетливо, так, что Лей едва обращал внимание на происходящее, волнуясь лишь о ребенке.
Вот, в комнату ворвался Старатель — весь взвинченный и нервный. Он застыл, оглядывая помещение, и Лей, наблюдавший за ним, видел то, как на лице героя отразилась целая гамма чувств, а затем оно словно бы покрылось ледяной маской, и Тодороки медленно обошел комнату, постояв немного над телом жены, потом глянул на сына и ушел, ничего не сказав. Шикай не мог представить, что тот почувствовал в тот миг, когда пред ним предстала эта жестокая картина, но подумал, что Тодороки обладает воистину нечеловеческой волей, раз смог никоим образом не выразить свою боль.
После прихода Энджи-сана все закружилось и завертелось слишком быстро: врачи забрали Кагами и тело его матери, прибывшие полицейские стали опрашивать всех и, добравшись до него, похвалили его за храбрость, но Лей едва ли обратил внимание на их слова, не способный более нормально мыслить.
Просто, в один миг, он понял, что уже не находится в доме Тодороки, а стоит во дворе особняка Казама и нервно курит сигарету, вспоминая обгоревшее детское лицо и чувствуя то, как его всего потряхивает то ли от ветра, то ли от прожитого страха за чужую жизнь. Он боялся заходить в дом и встречаться взглядом с маленькой Сузу-чан, надеясь на то, что Нана-сан была достаточно благоразумна и смогла отвлечь девочку от шума, шедшего со стороны дома ее друга.