Наверное, это очень забавное заявление для человека, у которого есть даже свой международный фан-клуб.
И вот мы подобрались к последним странностям пьяной Наташи Колесовой. Тем самым, которые я со своей врождённой извращённостью называл милыми.
Ещё с рассказов Яна и нашей школьной дружбы я знал, что она часто забывала то, что делала и говорила под воздействием алкоголя. Но не придавал этой информации особенного значения: кто из нас не напивался так, чтобы на утро с трудом вспоминать своё имя?
Ну ладно, ладно, вы все молодцы. А со мной по пьяни такое случалось, что и вспоминать стыдно, не то, что рассказывать.
В общем, я опрометчиво положил на все предостережения ту часть своего тела, чей размер не имел значения (в отличие от толщины моей душевной организации) и сделал это очень зря. Так уж сложилось, что забывала Наташа исключительно те моменты, когда под конец вечера — середину ночи — начало утра неизменно лезла ко мне целоваться.
Я относился к этому очень спокойно и даже не до конца верил, что она и правда ничего такого не помнит, списывая это скорее на смущение и нежелание обсуждать произошедшее.
Ну и кто из нас по пьяни… А, чёрт!
Думаю, и так уже понятно, что в моей жизни было так много всего, что удивить или смутить меня очень тяжело.
Это чуть позже я пойму, что Наташа тоже знакома с понятиями о стыде и смущении лишь вскользь. Ну, произойдёт это примерно тогда же, когда она станет Крольчонком.
А в те далёкие времена я предпочёл просто помалкивать и спускать всё на тормозах. Первые раз… много. Пока однажды я не попробовал затащить её в постель, используя проверенный тысячами мужчин способ «ты привлекательна, я чертовски привлекателен, так чего время зря терять?».
Не прокатило.
— Между прочим, по статистике восемьдесят восемь процентов переспавших друзей разочаровываются друг в друге и перестают общаться! — с умным видом, но крайне заплетающимся языком втолковывала мне Наташа.
— Ты ведь это только что придумала? — грустно вопрошал я, уловив её взгляд, с трудом сфокусировавшийся на табличке с номером нашего столика.
Восемьдесят восьмым номером.
— Пффф, — фыркнула Наташа и махнула рукой, чуть не сбив со стола стакан, — конечно же. У меня паршивая память на цифры. Но зато, Иванов, отличное вообрашшшшш…
Видимо, последним словом всё же должно было быть «воображение», но разговаривать во время поцелуев даже у супер-женщины Наташи не получалось.
Но самым забавным стало то, что утром она просто не поверила в эту историю, приняв всё за мою шутку.
И ещё раз.
И ещё.
Я чувствовал себя совсем как Адам Сэндлер (интересно, а ему тоже говорят про большой нос?), только вот количество первых поцелуев у нас давно перевалило за пятьдесят.
За двести пятьдесят.
А вот количество своих абсолютно провальных попыток уломать её на секс я лучше не буду озвучивать. Надеюсь, что дело было всё же в размере носа, а не душевной организации.
— Ну один разочек! Ты всё равно утром ничего не вспомнишь! — в отчаянии восклицал я и даже заломил бы руки, но в них очень комфортно умещались её мягенькие выпуклости, и оставлять их без поддержки совсем не хотелось.
— Да за кого ты меня принимаешь?! — возмущённо отвечала мне Наташа между поцелуями.
Ну и правда, за кого? За моё персональное проклятие и насмешку от судьбы, вернувшей должок за то, как раньше мне достаточно было широко улыбнуться, чтобы залезть какой-нибудь девушке в трусы.
Стоит ли описывать весь спектр моего удивления, когда закончилось — ну, на деле скорее началось — всё тем, что она сама же и затащила меня в постель?
— Ох, как неудобно получилось, — качала потом головой Наташа, при этом не забывая всем своим довольным видом демонстрировать, что ей очень даже удобно.
— Да, это было так неожиданно. Так непредсказуемо, — вздыхал я, непомерным усилием воли сдерживая рвущийся наружу смех. А ещё, стараясь не показывать чрезмерного воодушевления от внезапно свалившегося мне не совсем на голову счастья, милостиво пояснял: — Но я, в принципе, не против. Что поделать, раз уж так всё вышло…
Ох, как же всё в итоге паршиво вышло.
Вроде я очень чётко понимал и безоговорочно принимал свою роль этакого эскиза на тему нормальных отношений в ожидании, когда придёт вдохновение для полноценной картины. И знал, что рано или поздно всё закончится примерно так — на этот раз обошлось хотя бы без долгого откровенного разговора и моих постепенно округляющихся глаз и ухающего вниз сердца.
А всё почему? Потому что благодаря стремлению Крольчонка влипнуть в какую-нибудь херню, моё сердечко просто не успевало возвращаться на своё нормальное место, давно уже обосновавшись около пяток.
Правда, тогда совершенно непонятно, что же сейчас так болит в груди?
Увы, реальность такова, что меня не назовёшь приемлемым вариантом для планирования, создания или поддержания серьёзных отношений или семьи. Я даже не знаю, с чего стоит начать перечисление своих недостатков: с не совсем традиционной ориентации, пристрастия к наркотикам в прошлом, странного чувства юмора или не укладывающегося в общепризнанные стандарты мужественности характера?
Ну, хотя бы точно знаю, что в конце этого списка можно дописать «возможно, слишком большой нос».
Бедная Гертруда нерешительно пытается вырваться из моих крепких объятий, не справляясь со всей силой обрушившейся на неё внезапно любви.
Как там говорят? Если любишь — отпусти.
Вот и мне приходится второй раз за это утро разжимать объятия — сначала ментальные, теперь физические.
— Предательница, — обиженно высказываю я кошке, до сих пор пытаясь делать вид, что ничего не произошло.
Наверное, у меня получается. По крайней мере, хочется в это верить.
В конце концов, на этот раз я уже не лежу на диване, как убитый, а сижу на нём же. Бодренько так сижу, хватает сил даже руками изредка шевелить и громко обречённо вздыхать.
Сейчас как соберусь с силами, как встану!
К слову, несколько настойчивых ударов в дверь действительно говорят о том, что мне придётся встать. И если это Макс всполошился и приехал снова меня опекать, то мне нужно быть чертовски убедительным в наигранном веселье, чтобы прогнать его домой.
— Сюрприз! — восклицает стоящая на пороге Наташа и кровожадно ухмыляется. Потом бесцеремонно пихает мне в руки пакет из магазина, в котором, судя по шелесту, лежит не одна пачка чипсов, заходит в квартиру и даже закрывает за собой дверь.
Не представляю, какое у меня выражение лица в этот момент, но в мыслях абсолютная пустота с завываниями ветра и изредка прокатывающимся перекати-полем вопроса, что она здесь делает.
— Что, Иванов, рано ты обрадовался, — хмыкает она, — я ещё не успела как следует испортить тебе жизнь. А бабушка всегда говорила, что нужно сначала закончить одно дело, и только потом браться за следующее.
Я растерянно наблюдаю за тем, как она раздевается, моет руки и плюхается на тот самый диван в гостиной. Хожу за ней по пятам с пакетом в руках и только хлопаю глазами, вообще ничего не понимая, а Крольчоночек и не думает объясняться.
— Так, не мельтеши перед глазами! Садись, будем новый сериал смотреть. Он без Криса Эванса, — заверяет она и, взглянув на меня, закатывает глаза. Путём нехитрых вычислений понимаю, что реакция эта на мою неконтролируемо широкую придурковатую улыбку.
Ничего не могу с собой поделать и продолжаю улыбаться, пока суетливо бегаю на кухню, принося стаканы и сок, мисочку для её чипсов, и когда по инерции пытаюсь подоткнуть ей под спину подушечку, получаю убийственный взгляд.
— Ой, — только развожу руками, показывая, мол, бес попутал.
Вот он, бесёнок, раскинулся на моём диване так, что мне снова придётся демонстрировать чудеса акробатики и выносливости, чтобы сначала занять оставленное мизерное место под её длинными ногами, а потом на протяжении всего фильма придерживать, чтобы не свалилась с меня.