Танцующие не смогли переварить это зрелище. Произошла цепная реакция. Самые чувствительные начали складываться пополам, цепляться за столы, стулья, за других. Настоящее кораблекрушение. Из свадебного и банкетного зал ресторана «Серый в яблоках конь!» превратился в столовую самоходного автомобильного парома, пересекающего Ла-Манш в штормовую погоду.
Но были и такие, кто сопротивлялся, и кто изо всех сил сдерживал себя, кто не хотел трезветь и разукрашивать паркет мозаикой. Но общий порыв увлекал и их, как увлекает за собой по склону снежная лавина хилую деревянную избушку. Бёёо! Бёёо! Бё! — бёоо! Раздавалось со всех сторон. И еще раз бёёоо! Официанты бросились врассыпную, началась паника. Хозяин ресторана уже подумывал вызвать пожарников со своими реанимационными аппаратами. На кухне загремели ведрами. В половые щетки и веники вставляли палки, чтобы побыстрее подмести нижнюю палубу; тащили все наличные половые тряпки! Шеф-повар, которого никто и не думал беспокоить, вытащил из-под плиты поддон с золой: он плавал коком на смешанном грузовом пароходе и знал, какой нужно держать курс в такой ситуации!
Я не хотел, чтобы потом о женихе говорили, будто он в самом разгаре процесса пищеварения отрекся от меню Эдуарда VII! Я стал по-быстрому опорожнять недопитые бокалы шампанского со стола, чтобы любой ценой заделать пробоину. А Гертруда — хотите верьте, хотите нет — продолжала распевать во все горло «Очарование». Она была в полном экстазе и не заметила, что музыка больше не играет — ведь глаза у нее были закрыты.
Эта безобразная цесарка с упоением продолжала кудахтать: «Я верила в тебя, как в высшее счастье».
Только она и я не участвовали в этом концерте. Все были на полусогнутых, чтобы было удобней освободиться и прочистить свои дымоходы. Я, Берю, боролся со своим мерзким пудингом. Он упорно пытался прорваться в глотку. А я отбрасывал его назад залпами шампанского. Борьба была пострашнее, чем матч по регби «Франция-Уэльс». Схватки были более упорные и жестокие. Аженор был рядом со мной я помогая мне справиться с этой мерзостью, творящейся в моей требухе. Ассистируя мне, он отрыгнул свою челюсть и теперь по-пиратски всматривался в вуаль моей Берты, которая валялась на полу. Он топтался по ней ногами и пытался выудить свою знаменитую челюсть. На фоне этого всемирного потопа прибор для пережевывания моего дяди выглядел еще более подавленным, чем на Блошином рынке, когда он торчал между граммофоном с трубой и фотографией Бисмарка, вырванной из журнала «Иллюстрации». Эта добротная подпиленная челюсть взирала с глубоким отвращением на происходящее. Она взывала о помощи, барахтаясь в этой луже я просила прощения за то, что ей приходится все это пережевывать! Ей было стыдно! Закончив петь, Гертруда открыла глаза. Если бы вы видели ее свободное падение с седьмого неба, куда она взгромоздилась, мастурбируя свои голосовые связки. Она проблеяла «Я люблю тебя-я-» и в изнеможении смолкла. Вдруг она увидела, что вся свадьба согнулась пополам, а с эстрады через свой аккордеон изрыгает из себя последние куски селедки музыкант. И тогда она тоже влила свой голос в этот гигантский булькающий хор и стала петь в унисон со всеми. Но ей пришлось отказаться от своего репертуара. Она громко затянула общую мелодию «Бёо-о-о, Бё-о-о». Только я один соблюдал приличие! В паузу между двумя иканиями гарниром Аженор пробормотал мне:
— Сандри, как тебе удается сдержаться?
— Я думаю об Эдуарде VII, — ответил я.
Он подумал, что я окончательно тронулся, и его вывернуло наизнанку.
Толстый снимает шляпу, кладет ее на стоя и расчесывает волосы трехзубой расческой.
— И тем не менее, — говорит он, — я и правда думал об Эдуарде VII. Я говорил себе, что я совершил тот же подвиг, что и король англичан, этих ростбифов, и отстоял честь нации. Разве это не похвально для деревенского мужика, а?
На этом он заканчивает свой рассказ.
— Вывод: не спаивайте музыкантов на свадьбе — это чревато. Конечно, им надо смочить горло, но вы договоритесь с официантами, чтобы они разбавляли вино водой.
Давайте вернемся к самой церемонии. Во время свадебного бала жених должен очень мало танцевать. Если он будет тратить свои силы на вальсы, то что у него останется на праздничную ночь? Жизнь с фальстарта начинать нельзя, ребята! Я помню, был у меня приятель, который так вымотался на этих «раз-два-три», что к концу вечера еле держался на ногах. Его новоиспеченная мадам с нетерпением жаждала получить свою долю головокружительных удовольствий, а он выдал ей соло на двух дырках. Вот такая печальная свадебная ночь, правда? Как ни старалась бедняжка завести его рукояткой, все было напрасно: у него были очень загрязненные свечи и воспламенение не произошло. Вы только представьте, как эта милашка провела свой праздник! По сокращенной программе, томясь в печали рядом со своим храпуном! На следующий день, когда молодожен проснулся в своей постели, ему так стало стыдно, что он сплоховал этой ночью, что он чуть не пришел в буйное помешательство. При дневном свете уже было невозможно скрыть свой конфуз. Его конфуз подергался, подергался и от страха втянул в плечи свою головку. Это здорово отразилось на его интеллекте. Да вы сами это знаете, старики! Но когда ваша соображалка бросает вам вызов, лучше смириться. В общем, пробки перегорели, и сколько бы ты ни щелкал выключателем, света не будет! Через полгода она развелись, так как дамочка так и осталась мадемуазелью. И все это из-за того, что молодежен перетанцевал на своей свадьбе! Вот такие дела!