«Горе от ума» — конечно, трудно. Но тут я даже приблизительно не могу судить, так как Еланскую видел лишь на 1 показном спектакле — кроме гортанно-носового голоса все было хорошо. Прудкина знаю плохо и Ливанова никогда не видел, знаю только, что некоторые его считают — гением (особенно по режиссерской части). Это плохо. Надо сделать грань резче между Чацким и остальными. Конечно. И при первой постановке этого хотелось. Как и какими новыми средствами добиться теперь. Не знаю. Мои средства, основанные на чувстве {160} и четкости фразы, жеста, фонетике, ритме графики и пр., — не годятся, так как требуют предварительно упражнения. Тут — Вам книги в руки. Буду от души делать все, что могу, и учиться с большим и самым искренним интересом.
Но беда в том, что я туп на то, что еще органически не слилось со мной, а когда я начинаю копировать, то со мной что-то приключается нехорошее, отчего я даже теряю текст — происходит что-то с памятью. Вообще у меня эта область очень не в порядке. Память и глаза сильно сдали. Это уже грозные предвестники надвинувшейся старости. Были кошмарные спектакли, когда я совершенно останавливался в самом знакомом — годами набитом монологе. Тарасова мне подсказывала. Румянцев — орал из-за кулис, а я ничего не понимал.
Тарасова. Да приедет ли она? Я сомневаюсь. Вопрос в муже и в деньгах. Кто поручится, что ее мужа не тронут при теперешних условиях[56]. Без такого поручительства она не решится. Все деньги, которые она заработала, — Сюпик (муж) потерял на каком-то шоколадном деле. Лето она играла, чтоб заработать долларов на Москву. Не знаю, удалось ли ей это, но успех она получила большой, вместе с заманчивыми предложениями. Прибавьте к этому соблазны наших мародеров под предводительством Шарова[57]. Почти уверен, что ее перехватят, тем более что за последнее время она очень изменилась. Успех вскружил ей голову, и она стала неузнаваема.
Стать верховным лицом над студиями? Хорошо. Согласен и постараюсь делать все, что смогу. Но на этот раз — Вы поддержите во мне веру или хоть проблеск какой-то надежды на студии. Сколько разочарований они мне принесли, что у меня не осталось ни веры к ним, ни доброго чувства. Все студийцы — мещане с крошечными практическими и утилитарными запросами. Чуть-чуть искусства и очень много компромиссов. И все это разбавляется хамством, невоспитанностью, ленью, пошлостью, самовлюбленностью и удовлетворением самым дешевым успехом. Эти миленькие театрики, в которые превратились студии, — мне ненавистны. И я ничего не могу поставить им в пример, так как и наш театр, стариков, превратился из театра — в большое, неплохое представляльное учреждение с огромным кабаком при нем «распивочно и на вынос». Учреждение — где спаиваются талантливые люди. А в жизни требования к искусству стали, как никогда, — строги. Эти требования и строгость переносятся на меня — лично, на мой дурной характер. Идти на компромиссы я почти не могу, когда иду — мне ставят их в счет, пользуются слабостью и злоупотребляют. А когда я тверд — называют несносным характером и бегут прочь. Того, что я могу дать, — никому не надо. С них довольно того немногого, что они уже получили. В результате — я одинок, как перст, и стал еще более нелюдимым. Ведь я все {161} два сезона просидел один-одинешенек в своей комнате гостиницы «Thomdyke» в Нью-Йорке. В смысле строгости и требовательности меня придется теперь, скорее, сдерживать. Я очень не люблю актеров. И готов их всех гнать — вон. Только так и можно очистить атмосферу. Если бы я дал себе волю и начал бы говорить об актерах так, как я о них думаю, после того, как увидел: что такое русский артист, когда ему не платят денег… Вы бы меня не узнали. Но сдержусь, так как, очевидно, в таком неуравновешенном состоянии — я не судья. Но, приехав домой, я построю стену — и одобряю Вашу мудрость. Актер — в театре, но дома — не дальше порога.
Да, с Качаловым большая трагедия, и не с той стороны, с которой Вы думаете. Беда не в том, что у него нет роли. Он не очень бы радовался даже Штокману, которого хотел играть, так как лучшей гастрольной роли — не придумаешь. Он будет делать все, если ему обещают ежегодно в сезонную часть времени отпускать на гастроли — за границу. С этими дешевыми и доходными лаврами он расстаться уже больше не сможет. Беда в другом, более важном. Он болен и серьезно. Он форменный, уже не излечимый алкоголик. Вся перемена, которая стала в нем так разительна — и в наружности, и в лице, и в игре, — результат болезни. <…> Боюсь, что там, где будет Литовцева, — там дела не наладишь[58]. Ни она, ни Качалов театра не любят (впрочем, за что его любить — таким). В последнее время Качалов стал значительно милее, чем тогда, после первого возвращения в Москву, до поездки в Америку.
«Плоды просвещения». Пьеса, созданная для современных модных обострений. Почему ее не любят? Да ведь теперь все гастролеры, а тут гастрольных ролей — нет. По-старому играть не хотим, а когда пробовали обострять, — боялись футуризма. Студийцев разных студий, которые тогда были призваны на помощь, такими, какими они явились, — не принимали, а когда начинали их учить, Леонидов хлопал коленками.
Да. Вам предстоит очень много дела, и я от всего сердца готов Вам помогать, на ролях помощника.
Теперь, насмотревшись в Америке, ясно видно, как наша администрация не умеет работать. В Америке, при бродячей жизни, — один менеджер делал все, что у нас целая толпа администраторов. Скажут… Да! То Америка, а у нас в России, со Станиславским и Немировичем-Данченко!! Ответьте им, что и в Америке был Станиславский и все и еще более, чем раньше, набалованные актеры, но мы не жаловались на администрацию Геста, а, напротив, восхваляли. А я был требователен не меньше, чем в Москве.
Румянцев[59]. Я констатировал то, что было и что подтвердят все. За 2 года — ни одного упрека. Что будет по возвращении — не знаю и не ручаюсь. Раз сто я ругал его, когда он был невыносим, — {162} я считаю себя обязанным сказать о нем добрую правду, когда он изменился. Рекомендация ли это или отзыв? Во всяком случае, у меня есть вера в то, что Румянцев может измениться.
Боюсь, что Чехов немного наиграет Ревизора.
Подгорный. Это самый преданный человек: Вам, мне, дирекции, делу — и большой ненавистник актеров, от которых он натерпелся. Надо быть ангелом, чтоб иметь дело с Нинкой, Шевченко, Булгаковым, Леонидовым, Бондыревым, Бакшеевым и прочими господами. Кто виноват — не знаю, но факт тот, что с труппой установились у Подгорного невозможные отношения. Есть в нем какое-то свойство, которое, при всем его благожелательстве по отношению к делу, — раздражает тех, с которыми он имеет дело. Было бестактно (но понятно для психологии затравленных) — их триумвират: Рипси, Ол. Серг. и Подгорный. Всюду вместе — отдельно от всех, своего рода «ménage en troi»… Ни Судаков, ни Подобед, ни Бертенсон не справятся со стариками. Единственно, кто мог бы — Сушкевич, но он в 1-й студии и хочет быть актером. Бертенсон — очень раздражает своим петербуржским тоном, от которого он отделаться не может.
Мария Петровна — пока ничего выяснить нельзя. Все — от здоровья Игоря. Бог послал нам сюда совершенно случайно — доктора Манухина. Будем решать: лечиться Игорю у него или продолжать медленный способ. Многое зависит и от денег.
Забыл еще сказать об Ершове — Скалозубе. Это хорошо. На Леонидова (который уже стал стар) надежды нет.
Еще мысль, но не для того, чтоб разбивать Ваш план, а лишь для того, чтоб Вы его еще раз просмотрели.
Мы открываем «Ревизором». Ждут стариков. Все старики как раз в «Ревизоре» играют — средне.
Ждут ансамбля, но с вновь вступившей молодежью его не добьешься.
В результате имеет успех один Чехов, и публика говорит: вот он, наш, — побил американцев; они отстали, изменили и т. д. Не даем ли мы этим хорошую реплику врагам?!
Чем же начать?! Может быть, «Пазухиным»?! Знаю, это не очень эффектно… Но зато старики здесь выставлены — сочно, в полном свете (а в «Ревизоре» — наоборот). После этого — очередь «Царя Федора» и потом уж «Ревизора», старикам поскорее подготовить «Горе от ума».
56
Первый муж А. К. Тарасовой Александр Кузьмин, бывший морской офицер, вместе с ней уехал за границу с «качаловской труппой». После возвращения в 1924 году работал во МХАТе.
57
Уехавший за границу актер П. Ф. Шаров сумел уговорить Тарасову и ряд других актрис войти в Пражскую труппу МХТ, созданную им в 1923 году.
59