Может, юрист посоветует мне форму письма для отпарирования проделки Судакова. Если поможете мне в этом деле и притом в довольно скором времени, — буду Вам очень признателен.
После всей этой истории у меня как-то опустились руки. Не могу писать ни записок, ни писем, а их накопилось неимоверное количество, — кому на очереди.
Коонен и Таиров прислали мне к 35-летнему юбилею милую телеграмму. Я хочу, но руки не доходят поблагодарить их. Тарасова — написала мне 2 письма. Кудрявцев — 2 или 3. Прислала милое письмо недавно Варв. Ос. Массалитинова. Н. Н. Литовцева — тоже прислала мне милое письмо. <…>
Моя книга на французском вышла в очень хорошем издании (25 фр.).
Спрашивают, куда и кому посылать, а я не знаю, сколько они нам должны по контракту. Напишите мне, они ждут ответа.
Здоровье ничего себе, но слаб, плохо хожу, скоро устаю. Почти из дома не выхожу. Сижу на крыше.
Марусе лучше. Она была больна гриппом.
Настроение здесь неприятное, тревожное. Если б не семья — был бы рад возвращению.
Обнимаю. Пишите.
Ваш К. Станиславский.
Письмо Гордону Крэгу (октябрь 1935 г.)[71]
Дорогой друг и коллега!
Когда я писал главу о Вас, то был по-настоящему взволнован дорогими воспоминаниями о совместной работе.
Мне хотелось нарисовать Вас таким, каким я храню Ваш образ в своих воспоминаниях.
{630} Вы не представлялись мне чопорным англичанином, а пламенным ирландцем. Отсюда и та ошибка, допущенная в моей книге, о Вашем происхождении.
Мне казалось, что Вы близки нам — русским артистам — Вашим бурным темпераментом, смелостью, свободой.
Вы сохранились в моих мыслях и воображении — рядом с Сулержицким, которого я высоко чту и люблю до сих пор. Ваши две фигуры: большого, мощного художника Крэга и маленького, талантливого Сулера — мне хотелось описать в этой главе.
Вот почему я не пропустил детали о том, что я познакомился с Вами в купальном костюме, что Вы выделялись из всех на улице Вашим оригинальным видом, в шубе из пьесы «Горе от ума» Грибоедова. И другие детали такого же рода писались мною оттого, что я искренно любовался в своих воспоминаниях Вашей оригинальной и красивой индивидуальностью.
Не думаю, что Вы хотели бы, чтоб я глядел на Вас иными глазами.
Думая о Вас как о гениальном художнике, мне не хватает выпуклых красок, чтобы описать Ваше творчество «Гамлета» на нашей сцене и Ваше изумительное изобретение, которое мне не удалось показать в полной мере.
Я описывал в книге свои старания, пробы, которые мы производили, свое бессилие передать полностью то, что надо было взять от ширм.
Я был очень недоволен собой и своей работой как Вашего помощника в «Гамлете», и обличал себя, и подтрунивал над собой и над своими неудачными исканиями. Этим я хотел больше возвеличить Вас.
Катастрофа с ширмами понадобилась мне для обличения себя, а не идеи ширм.
И я был прав в своей самокритике, так как и до сих пор испытываю горечь своей неудачи как Вашего помощника в этой замечательной постановке «Гамлета».
Но, по-видимому, я плохой литератор и мне не удалось передать того, что я чувствовал.
Мои соотечественники, как мне кажется, поняли меня правильно и видят Вас моими глазами. Но за границей Ваши недоброжелатели прочли мои слова иначе.
Верю, что это так, и от всего сердца грущу, что принес Вам вред, а не пользу, как мне этого хотелось.
Я не должен был бы писать о злосчастном падении ширм. Вы правы в том, что мне не следовало давать пищи злым языкам.
Я благодарю Вас и за то, что Вы не обратились в суд с жалобой на меня. Это был бы ужасный финал нашего прекрасного знакомства с Вами.
Прежде чем переходить к вопросу о том, как поправить мою {631} оплошность в следующих изданиях (если они будут), я позволяю себе исправить Вашу ошибку.
Вы обвиняете меня во лжи и утверждаете, что падения ширм и всевозможных проб (пробковых, деревянных и др. ширм) не было.
Прилагаю засвидетельствованное заявление главного машиниста сцены и рабочих сцены, которые еще живы и продолжают работать у нас. Они подтверждают, что катастрофа с ширмами и всевозможные пробы материалов для них были в действительности и что Вы ошибочно их отрицаете.
Я посылаю этот документ для того, чтоб убедить Вас, что я не лгал и даже не фантазировал.
Перехожу к мерам исправления моей оплошности.
Я напишу своему издателю в Америке о том, чего Вы желаете. Ему же принадлежит право печатания книги в Англии и во всех странах с английским языком.
Если книга набирается заново при каждом издании, то будет нетрудно выполнить Ваше желание. Но очень может случиться, что печать книги раз и навсегда зафиксирована на больших картонах с вытисненными буквами (я не знаю, как на Вашем языке называется такого рода способ печатания).
Если это так, то ни зачеркнуть, ни изменить уже напечатанного нельзя.
В этом случае остается одно: приложить к изданию какое-то заявление, в конце книги, вроде того, какое есть в Вашей 440 книге об Эллен Терри; или предисловие, в котором я объясню то, что пишу Вам теперь.
Очень бы хотелось, во избежание новых недоразумений, чтоб Вы дали мне приблизительный текст того, что Вы желали бы прочесть в моем письме к читателям. Не откажите прислать его, а я, с своей стороны, спишусь с издателем.
Еще раз выражаю свою грусть и сожаление по поводу случившегося. Я надеюсь, что моя оплошность не изменит наших добрых отношений и хороших воспоминаний о нашей встрече и работе. На склоне жизни, прежде чем прощаться с ней и с Вами, мне дорого восстановление наших добрых отношений и сознание того, что Вы не таите в душе против меня недоброго чувства.
Письмо участникам юбилейного вечера
в Доме актера 17 января 1938 г.[72]
Доходит ли до вас излучение моего взволнованного чувства? Передаются ли вам мои внутренние порывы благодарности, которые рвутся из моего сердца? Если они не доходят до вас, то я бессилен, так как слова не могут передать того, что я переживаю.
{680} Смею ли я принять на себя приписываемые мне заслуги?
Нет, они в большей своей части принадлежат неподражаемой художнице — творческой природе человека.
Моя заслуга лишь в том, что я, не мудрствуя, шел за ней, пытаясь изучить и понять ее тайны. Если мне это удалось, я счастлив.
Остальное из приписываемых мне заслуг я отношу к чрезвычайно дорогому мне вашему доброму расположению.
Спасибо всем присутствующим на вечере, всем его исполнителям и устроителям; спасибо Дому артиста и его председательнице А. А. Яблочкиной, вспомнившим и так горячо почтившим меня в знаменательный день моей жизни.
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА
К. С. СТАНИСЛАВСКОГО
1863, 5(17) января — родился в семье фабриканта Сергея Владимировича Алексеева и его супруги Елизаветы Васильевны (в девичестве Яковлевой).
1875 — поступление в 4-ю классическую гимназию на Покровке.
1877 — первые выступления на сцене в домашнем Алексеевском кружке.
1878 — переход в гимназию при Лазаревском институте.
1881 — не окончив институт, устраивается на золотопрядильную фабрику Товарищества «Владимир Алексеев».
1882, сентябрь — поступает на курсы драматического искусства при Московском театральном училище.
1884, декабрь — выступление в роли Подколесина в гоголевской «Женитьбе» в домашнем спектакле в доме А. А. Карзинкина.
1885, январь — начинает выступать на сцене под псевдонимом Станиславский.
71
Крупнейший английский режиссер XX века Эдвард Гордон Крэг (1872–1966) в 1909–1911 годах работал в Художественном театре над постановкой «Гамлета». Прочитав «Мою жизнь в искусстве», он выразил протест против неверно описанных там фактов его творческой биографии.
72
Письмо, продиктованное Станиславским З. С. Соколовой, было зачитано в конце юбилейного вечера, посвященного его 75-летию, и стало последним обращением К. С. к театральной общественности.