Подача была интересной: «Поговорить и подумать», Потемкин присел.
— Ты, скажи-ка мне, по уголовному делу еще занимаешься?
— Да.
— Ну и как? Интересно?
— Мне да, интересно.
— И не устал?
— Ради бога, я не устал.
— А получится что-то? Толк будет?
Потемкин кивнул: — Будет.
— Так что? Неужели раскроешь?
— Так ведь надо, товарищ майор!
— Да, ты прав. Значит, уйти ты готов? А жалеть не будешь?
— Помнить все это долго буду... Хорошего много тут было…
— Еще не минуло, вообще-то.
— Ну, да, да, конечно… — смутился Потемкин.
— А к службе сегодня готов?
— Как всегда.
— Карточку не забыл, заместителся?*... *(карточка-заместитель на пистолет)
— Нет, — Потемкин достал из кармана и показал.
— Убери, — сказал Шатунов, — и вот что, сегодня… Пусть пистолет твой сегодня останется там, на подставке. Он же ведь у тебя в порядке?
— В порядке.
— Вот пусть постоит. А я же сказал, что подумать надо. Так вот я прошу тебя, ты и подумай. Я сам удивлен был, поверь уж, побольше, чем ты… В общем, что у тебя со Станкевич Людмилой?
Он видел: Потемкин такого не ожидал.
— Ну, ладно, я в личную жизнь твою, вмешиваться не буду. Не стоит, согласен… Но, просьба, пусть равносильна приказу, но — просьба. Станкевич звонила, будь добр, сходи к ней, сегодня, сейчас, я тебя отпускаю. Ты слышишь? Я до утра тебя отпускаю. Будь добр, ты сам появись перед ней. Человек просто должен тебя увидеть, и все услышать. Редко, но, видишь, и так бывает. Давай, повторяться не будем. Договорились?
«Чудеса!» — изумился Потемкин, но ротный совсем не шутил. Может что-то случилось?
— Спасибо, — ответил Потемкин.
— Не волнуйся, не передумаю. Нет!
«Что же я должен сказать ей?» — не знал Потемкин. Но этого и Шатунов не знал.
***
Его ждали. Он это сразу понял. Она его очень ждала. Он едва только пальцем коснулся звонка. А Люда стояла уже перед ним. Неуверенно, виновато, она улыбнулась: — Входи… Я обидела тем, что отказала тебе, не призналась в чем тот предмет пари…
— Ради бога, Людмила, не надо об этом.
— А что, ты об этом забыл?
— Нет, Люда, я не забыл, но ни малейшего права на твои тайны, я не имею. И об этом я тоже помню Поэтому нет не обид, ни вопросов лишних. Все, видишь, просто и хорошо…
— Да, это правда. И все хорошо… Спасибо.
Потемкин вошел в ее дом, и от этого что-то переменилось в мире. Он спокойно сидел спиной к выходу, и не казалось, что человек спешит. «Что, может и так быть?» — на знала она, и боялась ответа на этот вопрос.
— Сомневаюсь, — сказала она, — что тебя можно знать насквозь…
Потемкин не очень, наверное, понял: — А ты, — сказал он, — никогда не пытайся узнать человека насквозь.
— А то что?...
— А то мир потускнеет Люда.
— Правда? Художник, а так не думала…
— Зато вот сейчас, эта мысль тебе принесла улыбку. В человеке должна быть скрытность, в любом, обязательно. Тогда в нем живет изюминка.
— Значит, ты на меня не сердился?
— Конечно. Нисколько, никак…
— Никогда… — в тон добавила Люда.
— Совсем никогда.
— А как нам потом позабыть друг о друге? Ведь я ж понимаю, и ты понимаешь: придется забыть! У нас даже повода нет встречаться. Сейчас, да кто знает, — может быть это в последний раз?. Я не знаю, как быть. Вот, разве что через тридцать лет мы встретимся: ты мемуары напишешь, а я издам книжку…
— Ты думаешь, я напишу?
— Я уверена в этом. Неплохо напишешь, тебе есть что сказать. И с художником профессионалом, Потемкин, наивно спорить. Я знаю!
— Не спорю. Но уточню: мемуаров не будет точно. Если есть что сказать в этом мире, зачем говорить о себе? Наивно…
— Никто, как сказал мне ты, никогда не скажет: «Я не могу быть участником Вашей судьбы».
— Пусть так, но я у тебя многому научился. Человеческое не исчезает бесследно. Вот, сумел это понять, и за это тебе благодарен.
— Ты преувеличиваешь?...
— Нет. Это правда. И я хочу сделать кофе. Ты не возразишь, если я его сделаю сам?
— Нет, конечно, я буду счастлива. Так, в самом деле, немного для этого надо. Только ты принеси вместе с кофе и то что я приготовила. Кажется, не собиралась… Когда у меня что-нибудь не так, руки сами готовят тесто, пекут. Странно, да? Так бывает у женщин… Но ведь теперь они получились совсем не напрасно. Увидишь…
«Как мы легко, боже мой, перешли на «ты»! — удивлялся Потемкин. Но беспокоило, все же, не это.
«А как нам потом позабыть друг о друге? — он ведь не думал еще. Да если б и думал, — что мог бы сказать? Ничего! — А я понимаю, и ты понимаешь: придется забыть! У нас даже повода нет встречаться».