Неверову Станкевич посвятил и несколько своих стихотворений. Вот одно из них:
Своего любимого друга Неверов пережил на пятьдесят три года. Вся его жизнь прошла на педагогическом поприще. Он был известен как педагог-писатель, автор многих историко-литературных, педагогических и критических статей. Кроме того, в разные годы являлся директором гимназий в Москве и Риге, Лазаревского института, был попечителем Кавказского учебного округа, членом совета Министерства народного просвещения.
До конца дней своих Неверов сберегал память о друге и оставался верен дружбе. Своего рода талисманом этих отношений были хранимые Неверовым письма и стихи Станкевича. Неверов переплел их в красивую книгу и носил ее при себе постоянно, как святыню.
«Станкевич для меня не умер, а будет всегда жить со мною, — напишет он, — потому что большая часть моего внутреннего содержания есть плоды его дружбы, его влияния на меня — и в этом-то мы с ним навсегда неразлучны».
Крепкую привязанность Неверов испытывал и ко всей семье Станкевичей. В воспоминаниях сестры Станкевича — Александры читаем: «В преклонном возрасте он (Неверов. — Н. К.) оставался на службе и жил в Петрограде. Но летом он пускался в путешествия, чтобы посетить своих знакомых из семьи Станкевичей. Он бывал в Воронежской губернии у сестры нашей Надежды, в ее имении, где она жила, уже овдовев, окруженная сыновьями. Зимой бывал Неверов в Москве и посещал меня в моей семье. Он по-прежнему питал особое благоговение к памяти Ник. Влад… и, умирая, он завещал из своих сбережений десять тысяч на учреждение школы в память Н. Влад…»
Завещанию этому суждено было сбыться. В фонде Воронежской губернской земской управы Госархива хранится дело под названием «О пожертвовании в неприкосновенный капитал тайным советником Януарием Михайловичем Неверовым 28 тыс. рублей, на % которого должна быть открыта и содержима в селе Муховке двухклассная школа имени Николая Владимировича Станкевича».
Первый подшитый в этом деле документ написан в Петербурге 11 июня 1893 года душеприказчиком завещателя Е. И. Матисеном и представляет собой письмо, адресованное председателю Воронежской губернской земской управы. В нем сообщается, что 24 мая 1893 года в столице скончался Я. М. Неверов, который завещал:
«Губернскому земству Воронежской губернии на открытие в Бирюченском уезде в селе Муховке школы, которой должно быть испошлено высочайшее разрешение именоваться школою Николая Владимировича Станкевича, уроженца Удеревки, покойного друга его, завещателя, в неприкосновенный капитал двадцать восемь тысяч рублей. Проценты с завещаемого упомянутому земству неприкосновенного номинального капитала в двадцать восемь тысяч рублей должны употребляться только на учреждение и содержание в селе Муховке двухклассного сельского Николая Владимировича Станкевича училища с тем, что, если нельзя будет на проценты с этой номинальной суммы содержать двухклассное сельское училище, а откроется только одноклассное, то при нем устроить ремесленное отделение и приют для приходящих из окрестных селений учеников…»
Дальше душеприказчик писал, что он безотлагательно вышлет по почте завещанный Я. М. Неверовым губернскому земству капитал в процентных бумагах. 15 июня того же года все ценные бумаги были им высланы в Воронеж.
Но, как водится у нас в России, из-за неповоротливой бюрократической машины и жуткой волокиты исполнение завещания Неверова затянулось не на один год, а на целых… 15 лет. Одним словом, сделано было все по-нашему, в лучших расейских традициях. И все же школа имени Н. В. Станкевича была построена, а ее учениками стали сельские ребятишки из сел и хуторов ближайшей округи. В середине семидесятых годов теперь уже прошлого века в школе учился и автор этой книги.
Имя Неверова еще часто будет упоминаться в повествовании, а пока продолжим рассказ о других друзьях Станкевича, среди которых были поэты Василий Красов, Иван Клюшников, Константин Аксаков… Все они часто бывали на квартире Станкевича в доме профессора Павлова. Конечно, у каждого из них были различия и в характерах, и в происхождении, и в привычках, и в склонностях. Однако сближали молодых людей сходство интересов, душевные симпатии, примерное равенство в интеллектуальном развитии.
Наверное, Станкевичу судьбой было уготовано его главное предназначение в жизни — помогать людям, отдавать им частицу своего просторного и бескорыстного сердца. Эти качества Станкевича отмечали все, кто его знал.
Говорили, что он обладал особым талантом дружбы. Еще говорили: если такой талант существует на белом свете, то у Станкевича он действительно был и шел от сердца, от необыкновенного обаяния и человеческой доброты, огромного желания выслушать и глубоко понять собеседника, от абсолютной искренности и отзывчивости. И как только он начинал разговор, лицо его оживлялось, умные, проницательные глаза приковывали к себе внимание, и весь вид его становился таким притягательным, что хотелось с ним общаться и общаться.
Особенно тесно Станкевич был дружен с Василием Кра-совым, которого полюбил с первых дней знакомства. Красов был небольшого роста, плотный, хотя и немного угловатый, зато необычно подвижный, «превосходный пловец, смелый наездник и даже ловкий танцор». По характеру это был мягкий, добрый, отзывчивый на чужую беду человек. Красов импонировал Станкевичу безукоризненной чистотой своего нравственного облика, абсолютной отрешенностью от прозаической обыденности, благородной мечтательностью своей натуры.
Станкевич, по словам Анненкова, никогда не забывал о своем Красове, любил его искренне, как «любят существо, живущее по своим особенным, почти исключительным законам». Кроме того, он считал, что жизнь «не полна без Красова». «Как же я рад, — писал он своему «любезному Васютке», — что мне не трудно будет ждать зимы, чтоб поговорить с моим Красовым; что, приехавши в Москву, я ту же минуту найду тебя, ветрогона, и притащу к себе за шиворот и задушу вопросами и ответами, рассказами о былом и несбывшемся, о том, чего не будет и не должно быть. Ты, в свою очередь, наговоришь мне много…»
Красов был сыном бедного вологодского священника, соборного иерея. До поступления в университет он окончил духовное училище, а затем учился в духовной семинарии. Это, безусловно, наложило на юношу особый отпечаток как в плане воспитания, так и образования.
Неслучайно Красов слыл одним из лучших и прилежных студентов, даже помогал Станкевичу в изучении латыни и греческого. Вместе они также «учили Кистера», то есть немецкий язык (в те годы студенты Московского университета обозначали предмет фамилией преподавателя), зачитывались немецкими поэтами, обсуждали стихи популярного поэта-романтика Ивана Козлова. И, разумеется, читали друг другу свои собственные стихи. Главной темой Красова была героика прошлого. В своих стихах, которые охотно печатали журнал «Телескоп» и газета «Молва», он описывал подвиги предков в борьбе с татаро-монголами, поляками, шведами…
Одно из своих патриотических стихотворений «Куликово поле» Красов посвятил Станкевичу: