— Слушаюсь, ваше благородие.
Станкевич осадил лошадь, опустился на седло и проговорил едва ли не с нежностью в голосе:
— Спускайся, Василь, только ты поосторожней, а то и в самом деле круто.
Солдаты подали веревку. Демьянчук перекинул ее через плечо и, хватаясь за травку, начал спускаться вниз. Двигался он неуверенно, без сноровки. Колени дрожали; превозмогая страх, Василь долго искал, куда поставить ногу. Крестьянину из степного края ничто не внушало боязни, кроме обрывов и круч, неизменно пугающих жителя равнины своей непредсказуемостью и хаосом.
Несколько минут спустя он оказался рядом с мулом, тот, почуяв спасение, дружелюбно к нему потянулся. Мулы — славные животные, у них впечатлительность лошади и спокойствие осла. К тому же они доверчивы; может, именно поэтому присутствие человека повлияло на животное, и мул, как бы желая помочь, рванулся в его сторону; в тот же момент один из ящиков с динамитом, съехавший до этого на спину, заскользил в сторону пропасти, и весь груз разом потянул мула вниз. Демьянчук что-то крикнул и схватил мула в последнее мгновение за узду, стараясь подтащить животное к себе. Солдаты потянули. Вися боком, Демьянчук хватался левой рукой за веревку, другой конец которой болтался над пропастью, а правой поддерживал мула, испуганного перемещением груза и пытающегося удержаться передними копытами за выступ в скале.
— Вяжи его поперек! — заорал Юрьев. — За узду не удержишь.
— Ничего не выйдет, — заметил кто-то из солдат, — третьей-то руки у него нету.
— Пусть лезет Сардо или кто еще, Ваське не справиться, — посоветовал пожилой казак, наклоняясь над пропастью.
Толстощекий парень-крепыш швырнул наземь шапку, перекрестился и, проворно перебирая веревку, заскользил вниз.
— Назад! — приказал Станкевич.
Солдат остановился и посмотрел вверх.
— Ваше благородие, я только веревку закреплю, Василю не управиться.
— Назад! — повторил Станкевич.
Юрьев соскочил с лошади и подошел к Станкевичу. Во взгляде его усталых светлых глаз была не только просьба, но и решимость.
— Пусть спускается. Подцепит подпругу, и вытянем. А так и скотина сгинет, и человек.
Станкевич наклонился и прошипел ему в лицо:
— Заткнись, Юрьев. Еще слово, и съезжу нагайкой по роже!
Окинул быстрым взглядом отряд. Солдаты, опустив головы, смотрели в землю, Ильин стоял в стороне, положив руку на круп лошади. Станкевич достал портсигар, вытянул папиросу, закурил.
— Тяните, ребята, — сказал он спокойно. — Удержит Демьянчук — его счастье, не оборвется узда — счастье мула.
Солдаты принялись осторожно тянуть веревку.
— Руки вырвет, — проворчал, наклонившись над пропастью, казак.
Василь со стоном пытался свести разрываемые в разные стороны руки. Под полотняной гимнастеркой напряглись могучие мышцы, обозначились их узловатые контуры. Солдаты тянули, умеряя взаимно свое усердие, руководил ими Юрьев. Медленно-медленно Василь и мул въезжали вверх по отвесному почти склону. Крепкая плетеная узда впилась в тонкую шкуру мула. Могучая шея Демьянчука стала красной, затем багровой, потом на ней проступила путаница жил. Мул цеплялся копытами за влажные, скользкие пучки травы. Один из ящиков сорвался и тащился на ремне в метре сзади, подскакивая на выступах. Наконец минут через десять над обрывом показались широкие плечи Демьянчука и голова мула. Василь, осторожно пощупав ногой грунт, перенес ногу через край, солдаты наклонились, схватили животное за подпругу, втащили его наверх. С минуту стояла тишина, слышался лишь шум бесновавшегося внизу потока, затем солдатик, намеревавшийся прийти на помощь, заверещал во всю глотку:
— Ну и молодец ты, Васька!
Демьянчук стоял, склонясь всем телом и тяжело дыша. Юрьев подсунул ему портсигар. Мул фыркнул два-три раза, по его гладкому красивому телу прошла дрожь, затем, волоча за собой ящик, направился к краю дороги и принялся щипать траву. Казаки сматывали веревку. Демьянчук глубоко вздохнул, откашлялся, сплюнул и глянул, выпрямившись, на Станкевича — ни досады, ни ненависти, ни триумфа. То же, что и много лет назад: взгляд стеклянных глаз ястребиного чучела. Станкевич, докуривая папиросу, последний раз глубоко затянулся, швырнул окурок в пропасть, повернулся в седле и кивнул Ильину. Корнет кашлянул, одернул мундир и срывающимся голосом крикнул: