Выбрать главу

Закончив созерцать эту картину, я тоже отвернулся и обратился к товарищу:

— Пошли, homie, покончим уже с этим дерьмом!

Сказано – сделано.

Ворвавшись в бордель и, аккуратно обходя мёртвых китайцев, мы вдоль и поперёк прочесали все этажи, но, кроме единственной запертой комнаты наверху, больше ничего подозрительного не нашли.

— Кажись, правда всех замочили! — шепнул Стэб.

— Да, похоже.

— Только дверь эта блядская мне покоя не даёт! Гасто, давай так – я её выбью, а ты позырь, чё там, окей?

— С каких пор ты это успел затесаться в ряды невъебенных тактиков? — удивленно поднял брови я.

— От тебя набрался, небось! Фронтовик!..

Дверь сдалась после двух мощных ударов, которые обрушил на неё Стэфан, и я с оружием в руках наперевес осторожно заглянул внутрь помещения. Это оказался роскошный кабинет, заставленный дорогущей мебелью из красного дерева, с бело-золотистыми обоями и сверкающей хрустальной люстрой, сталактитами свисающей с потолка. Я вздрогнул, неожиданно заметив хозяина – пожилого бизнесмена в костюме, в шляпе и с галстуком, завязанным на техасский манер. Он стоял у портьеры, устало опираясь на край стола, и немигающим, словно у змеи, взглядом наблюдал за нами.

Стэбби разом насторожился – вскинул в руках автомат, прицелился и щёлкнул затвором:

— Эй, ты! Руки вверх! Бросай оружие!

— Я слышал взрывы и стрельбу, — оставив его реплику без ответа и хладнокровно, словно речь шла о чём-то обыденном, ответил мужчина с сильным техасским акцентом. — Славно поработали, сукины дети! Довольны?..

— Эй, я тебе сказа…

— Да и я сам хорош! — перебил техасец. — Начать бизнес – кто бы мог подумать! – с узкоглазыми мартышками, которые продадут и подставят тебя, как нехер делать! Только настроился на работу, а тут – на тебе! – уже заявились чёрные и разнесли всё к такой-то матери! А, к чёрту!

Я даже слова вставить не успел, как мужчина с неожиданным проворством выхватил у себя из-за пазухи револьвер. Грешным делом у меня промелькнула в голове мысль, что мужик собрался нашпиговать нас со Стэбби свинцом, но судьба распорядилась иначе.

— Боже, храни Америку!!.. — запальчиво выкрикнул техасец, засунул ствол себе в глотку и нажал на спуск.

В ту же секунду его голос потонул в грохоте выстрела, прокатившемуся по кабинету, и резкий запах сгоревшего пороха, палёной крови и приторно-тошнотворная вонь от вышибленных из черепной коробки человеческих мозгов ударили мне в нос. Стэбби брезгливо скривился и сплюнул:

— Однако!.. Впрочем, собаке собачья смерть.

— Давай обыщем тут всё, — предложил я. — Вон сейф в углу. Может, внутри что есть.

Ключ от сейфа нашёлся тут же, в одном из карманов жилетки самоубийцы. Прихватив заодно и револьвер, валяющийся на полу (заложим потом в ломбард!), мы со Стэбби взломали сейф и разочарованно выдохнули – там лежала всего тысяча долларов, не больше.

Возмущению моего кореша не было предела:

— Чё так мало-то? Стоило так жопу рвать!

— Слышал, что этот придурок сказал? Бизнес толком не успел начать, а тут мы!..

— А, ну да, забыл уже, чёрт…

Выйдя обратно на улицу, мы направились к своей машине – там уже вовсю творилось нечто невообразимое. Наш дружище Трэй, неловко подволакивая раненую ногу и против обыкновения больше взъерошенный и возбуждённый, что-то увлечённо говорил освобождённым девушкам и махал руками, по всей видимости, пытаясь их успокоить, но вместо этого больше устрашал их своим растрёпанным видом и резкими движениями.

— Эй, dog, что тут у вас?

— Да не понимают! — воскликнул Трэй с отчаянием в голосе. — Я им говорю – в фургон идите, а они столпились тут, и ни с места!

— Мы мёртвых боимся! — пропищала Мэри. — Особенно Джия.

— Да чё их бояться?! Они же не кусаются, мать их…

Заслышав это, девушки так и завыли от ужаса, а одна, по виду похожая на немку, перекрестилась и вознесла короткую молитву к небу.

— Так, хватит! — рассердился я. — Мэри, что вы там решили?

— Нам надо в посольство. Джия из Индии, Василика…

— Стэбби, — я обернулся к товарищу. — Отвезёшь? А я давай Трэя к доктору…

— Вот ещё! — недовольно запротестовал тот. — Я тоже хочу в посольство, к девчонкам!..

— Да брось, тебе там явно будут не рады!

— Девочки старине Трэю всегда рады, а, крошки? — с этими словами мой белобрысый кореш напоследок подмигнул компании ещё разок и, горестно вздохнув, с явной неохотой полез в машину.

Стэб отвёл девушек к фургону, и рядом со мной осталась лишь одна Мэри – она зябко поёживалась под сырым осенним ветром, но никуда не уходила, лишь нерешительно переминалась с ноги на ногу.

Я встревожился:

— Ты чего? Почему не идёшь за остальными?..

— Некуда идти, — тихо ответила Мэри.

— Ах да, я ведь забыл, что ты местная… Прости…

Глядя на неё – озябшую, вздрагивающую от холода, я почувствовал себя ужасно виноватым. Не мог я её так оставить!..

— Слушай… — меня вдруг осенило. — А поехали ко мне? У меня всё равно в квартире комната пустует, можешь там пожить какое-то время…

Девушка подняла голову и с каким-то странным выражением поглядела мне прямо в глаза. Чуть заметная усмешка тронула её губы:

— Ну, если ты не против…

— Конечно, не против! — горячо возразил я, почему-то чувствуя вдобавок к своему смущению ещё и стыд, будто я ляпнул что-то плохое. — Ты ничего не подумай… Просто как же так? Не по-человечески…

— …Чё вы там застряли? — донеслось возмущённое из машины сзади. — Гасто! Сам говорил, что меня надо скорее к доктору, а теперь, видимо, хочешь, чтобы я тут кровью истёк!

— Пошли, — сказал я и тронул Мэри за руку.

…Ехали мы молча. Ведущий по радио объявил девять вечера, а затем заиграла музыка – спокойный, мелодичный блюз. Трэй, сидящий на пассажирском месте сбоку от меня, мрачно взирал на то, как на горизонте кроваво-красной полоской догорал закат, а мимо проносились знакомые окрестности Хобокена, Чайна-тауна и Спарклтона. На перекрёстке, ведущем в Локэш, наши пути со Стэбби, который управлял фургоном и вёз освобождённых девушек в посольство, разминулись, и я прибавил скорости – надо было скорее доставить раненого Трэя к доктору Рэну. Покончив с этим, я впервые за весь вечер наконец-то решился заговорить со своей спутницей – при Трэе я как-то стеснялся это сделать.

— Поверить не могу, — я кашлянул, пытаясь скрыть неловкость от явно затянувшейся паузы. — Что ты, Мэри, из Локэша. Вот ведь судьба занесла, да?..

— Да, — эхом отозвалась девушка.

— Ты говорила, что переехала отсюда?..

— Да, мне было два года, когда отец принял это решение, — Мэри помолчала, собираясь с мыслями. — У него был бизнес, причём довольно прибыльный. Он держал табачную лавку.

— Вот как…

— Да. Это бесило наших менее преуспевающих белых конкурентов. Как мне потом рассказывал папа, эти люди всячески пытались ставить палки ему в колёса, а потом и вовсе обвинили его – мол, и лавку незаконно держит, и алкоголем барыжит в обход закона... А один мудак и вовсе сказал, что папа извращенец – якобы показывал непристойные вещи малолетней дочке покупателя, когда тот зачем-то отвернулся. В общем, плюнул отец на всё это дело, собрал нас с мамой и эмигрировал во Францию – в провинцию Шампань, устроился разнорабочим на виноградниках…

Чем больше говорила Мэри, тем горестнее и мрачнее делалось её лицо:

— Отец тогда даже и представить себе не мог, какую страшную ошибку совершил. В тридцать девятом пришли нацисты, а уже через год наша страна позорно капитулировала. Всех евреев, цыган и негров – словом, всех «недолюдей» немцы начали арестовывать и ссылать в концлагеря. Моих родителей тоже арестовали – прямо посреди ночи пришли… Не знаю, каким Божьим чудом мне удалось сбежать. Меня приютили соседи, французская семья, которые потеряли в войне обоих своих сыновей. О жизни в те годы даже вспоминать страшно. Есть было нечего, траву варили, чтобы не помереть с голоду. Уже под конец войны приёмные мои родители погибли – отца убило снарядом в поле, мать надорвалась на заводе… Дядя выгнал из дому, полгода пришлось жить, где придётся. Но это ещё ладно, куда ни шло – не успела война закончиться, а для меня наступила новая беда – поймал какой-то урод, продал за границу за большие деньги… Стала я кочевать по борделям – в Турции, в Иране, в Китае… Потом меня выкупили Триады. Посадили к остальным девушкам, таким же несчастным, как я, и на корабле отправили в США – наверняка к очередной похотливой твари, у которого денег куры не клюют.