Педро, завидев меня, мигом просветлел. Молча поднялся он с кресла и так же, не вынимая трубки изо рта, пошёл ко мне обниматься. Похлопав друг друга по плечам, мы вышли из помещения и сели на скамейку, что была у входа в сторожку. Кубинец высыпал пепел из трубки в урну, я же, наоборот, достал сигарету из пачки «Лаки Страйка и закурил.
— Ну, Педро, — начал я со всей свойственной мне прямотой. — Мне кажется, я ступаю на плохую стезю… Понимаешь?
— Да, амиго, слышал, слышал… Склад ограбили, — сказал латиноамериканец и снова потянулся за трубкой и кисетом. — Но я так же слышал, что так ты мстишь убийце своей семьи. Его Кингз зовут, так?
Забив трубку табаком, кубинец попросил у меня огоньку. Я протянул ему спички, с минуту мы молчали, обдумывая сказанное, после чего разговор продолжился.
— Джон Джеймс Кингз Третий, — сказал я. — Владелец крупнейшего отеля «Эль Президенте», пары обувных магазинов. Но это лишь прикрытие для его грязных делишек. Он гангстер, и скользкий, как гадюка. Он очень богат, так что ни власти, ни копы его не трогают.
— Я тебе не говорил, но мой брат работает на телохранителя Кингза, — перебил меня Педро.
Я покосился на него. Педро кивнул и продолжил:
— Мой брат его садовник, но кое-что знает. Самого Кингза не прижмёшь, но можно попробовать его достать через этого телохранителя.
— Почему ты мне сразу не сказал? — хотел было возмутиться я, но передумал. — Ладно, неважно. А где живёт этот телохранитель?
— Приходи днём, — Педро затянулся трубкой и усмехнулся. — Я разузнаю у брата, что ему известно, а ты пойдёшь к телохранителю. Это негр, его зовут Дональд Крикет, ему тридцать. Только не убивай его. У него жена, маленький сын… Ты же не хочешь стать таким же, как те люди, что убили твою семью?
Я тепло попрощался с Педро и быстро зашагал домой, обдумывая услышанное, а заодно вспоминая, как в далёкие тридцатые годы, я, будучи ещё несмышлёным мальчишкой, проводил время с Бакшотом, Стэбби и Трэем.
Весёлые времена были в старшей школе, когда мы начали вовсю подрабатывать. Как-то раз мы нанялись грузчиками в бар к одному мужику. Помимо основных обязанностей, частенько за дополнительную плату мы помогали ему спускать с крыльца особенно буйных пьянчуг. Самым лучшим вышибалой из нас был Стэбби, в свои пятнадцать лет выше нас на целую голову и сильный, словно Голиаф. На спор он не боялся потягаться и со взрослым человеком. В принципе, хозяину достаточно было держать его одного, но бармен, человек широкой души, с удовольствием принял на работу всех нас троих и платил, по тем временам, неплохие деньги – два бакса в неделю.
Всё заработанное я старался не тратить и относить домой. За всё время, что я проработал в баре грузчиком, я лишь дважды позволил купить себе лакомства, типа сладкой газировки или жареных тыквенных семечек. Боже, как мало мне нужно было тогда для счастья! Семья, работа, друзья да семечки с газировкой…
А сейчас, чувствую, мне не скоро удастся смыть со своей души грязное клеймо преступника. Даже если власти или кто-то ещё пока не знали то, что я ступил, как говорят священники, на путь далеко не истинный, это прекрасно знал я. Я перестану себя уважать, если буду убивать невинных и превращусь в зверя.
Размышляя так, я незаметно вернулся домой.
На часах было пять утра, но спать совсем не хотелось. Делать всё равно было нечего, как что я решил немного прибраться. Найдя в кладовке веник и совок, я решил начать с кухни, самого грязного места в доме. Половину её занимал ковёр, другую половину – дощатый пол. Ритмично смахивая пыль, разный сор и крошки, я незаметно для себя увлёкся и пришёл в умиротворённое состояние духа. Уборка меня всегда успокаивала, во время уборки у меня в голове невольно начинал играть какой-нибудь приятный блюзовый мотив, и я буквально начинал порхать по всей квартире, выметая из каждого угла пыль или сор, до которого только мог дотянуться.
Помню, когда мама и братья были живы, то и дело у нас случались безобидные перебранки насчёт того, кто будет убираться. Мама всегда настаивала, что это должна быть она, а я всячески её отговаривал и убирался сам, даже если мне из-за этого приходилось пропустить работу. Хозяин бара, мистер Рамоэлло, всегда с пониманием к этому относился. Да и к тому же, работал я у него нелегально.
Закончив уборку, я заправил кровати братьев, разложил комиксы и книги по алфавитному порядку в шкафу и с чувством выполненного долга отправился на балкон курить. Рассвет уже занимался, и край неба начал сереть.
Я курил, щурясь на ночные огни, а сам думал, что какая же всё-таки это замечательная штука – табак. Сколько всего в жизни не курил, и траву тоже, но к табаку привык сильнее всего.
Комментарий к Глава I “Утрата семьи” * В английском языке U.S. Army американские солдаты расшифровывали не только как “Армия Соединенных Штатов”(United States Army), но и как Uncle Sam Army, “Армия Дяди Сэма”, этакий американский армейский юмор.
====== Глава II “Становление банды Гасто” ======
Миновав кладбищенские ворота, я прошёл вдоль ограды, вышел к автобусной остановке и сел на скамейку ждать автобуса. По расписанию он должен был подъехать через десять минут. Пока его не было, я несколько отошёл от своего горя, но через какое-то время опять погрузился в пучину воспоминаний.
Пойти служить в армию меня вдохновил мой отец, который рассказывал бравые военные истории про то, как он насаживал на штык фрицев, подрывал танки и сбивал самолёты из винтовки. Вот поэтому в сорок втором году, едва мне исполнилось восемнадцать, я пошёл на призывной пункт и записался в армию США или, как мы в шутку говорили, «Армию Дяди Сэма»*. Война оставила свой отпечаток на моём характере. Она вымуштровала и ожесточила меня.
…Так, витая в мыслях, я даже и не заметил, как быстро пролетело время и подошёл нужный автобус. Я прошёл в салон, в самый конец, где располагались «места для цветных», оплатил проезд, и мы тронулись.
«Места для цветных»… Рабство отменили восемь десятков лет назад, а негров всё так же не считают за людей.
Я достал из кармана пачку «Лаки Страйка» и решил было закурить, но на меня тут же с презрением стали коситься некоторые белые пассажиры. Один из них, дед лет семидесяти, даже не выдержал и проскрипел своим противным голосом:
— Брось сигарету, ниггер, а то пожалуюсь копам.
Мне ничего не осталось делать, кроме как повиноваться. Мы ехали полчаса, после чего автобус наконец затормозил недалеко от бара, буквально в полусотне метров от него, и я направился к питейному заведению. Этот бар был самым дешёвым в Лас-Либертаде, как раз мне по средствам.
Поприветствовав Мюррея, тридцатилетнего лысого бородача, который был немногим из тех белых, кто относился одинаково хорошо к представителям всех рас, я заказал виски.
Не знаю, с чем тут бадяжили пойло, но на вкус оно было премерзким. Но самым главным было то, что оно хорошо било по шарам. Этого мне сейчас и хотелось. Я только собрался было забрасывать в себя первый шот, как ко мне подсело двое чернокожих парней. Старые добрые друзья… Один был с пепельного цвета волосами и усатый, а второй – с короткой стрижкой и шрамом через бровь, полученным ещё в детстве во время уличной драки.
— Бакшот, Стэбби? — удивился я. — Какими судьбами?
— Ну не бросим же мы своего друга! — всплеснул руками мой сероволосый друган, Бакшот. — Особенно в такой час… Прими наши соболезнования, дружище.
— О да, кореш, это печально, — сказал огромный негр шести с половиной футов роста, с небольшим пузом, но при этом мускулистый. — Мы присоединимся. В одиночестве пьют только неудачники.
Глотая противное пойло, мы болтали с друзьями на отвлечённые темы, не касающиеся меня и моей семьи. Но вдруг Бакшот сказал:
— Слушайте, пацаны! У Гасто убили семью, и за это кто-то должен поплатиться. Почему мы бездействуем? Соберём братанов с улиц, и устроим говнюкам ад!
— Что? — удивился я. — Ты хоть знаешь, кто это был? Я вот не знаю.