Несомненно, что М. Бахтин знал работу Р. Гирцеля «Диалог. Литературно-исторический опыт» (Лейпциг, 1895). М. М. Бахтин испытал влияние буберовской философии диалога (Близости идей М. Бубера и М. Бахтина посвятил своё иследование Н. Перлин «Бахтин и Бубер»). С самого начала 1920-х годов М. Бахтин с пристальным вниманием изучал работы Вл. Соловьева, П. Флоренского, Г. Федотова, Л. Карсавина, И. Ильина (см.: Сысуев Д. А. Традиции русской нравственной философии (И. А. Ильин и М. М. Бахтин) // М. М. Бахтин и гуманитарное мышление на пороге XX века. С. 210–212). Он был знаком с работами по проблеме «чужого я», разрабатываемой в начале XX в. (А. И. Введенский, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский). Вслед за Н. О. Лосским М. М. Бахтин признавал, что если представление об одушевленности чужого тела вследствие подражания считать верным, то в результате будут извращаться отношения между явлениями, причина будет принята за следствие и наоборот. Его интересовало творчество А. Белого и Вяч. Иванова. Не без влияния Вл. Соловьева и Вяч. Иванова М. Бахтин обратился к исследованию творчества Ф. М. Достоевского.
С. Л. Франк, по утверждению В. В. Зеньковского, обладал исключительным даром ясного изложения: «Мысль его, всегда развиваемая систематически, покоряет столько же своей основательностью, глубиной философского усмотрения, сколько и удачными формулами, которые очень часто стоят длинных рассуждений» (Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Париж, 1989. С. 347.). Будучи профессиональным философом он подходил ко всем проблемам с научных позиций, поэтому для него прежде всего характерна теоретичность, систематичность, глубина философского усмотрения. М. М. Бахтин, в отличие от него, не ставил перед собой задачи разрешить какой-либо теоретический вопрос, будучи сторонником инонаучности, критиком систематичности. Его исходная посылка заключалась в неприятии «теоретизма», тех принципов философского мышления, в которых исключался человек со всеми реалиями его бытия. Он строил свою систему как бы заново и придавал ей чисто описательное качество.
Для М. Бахтина философия «начинается там, где кончается точная научность и начинается инонаучность. Её можно определить как метаязык всех наук и всех видов познания и сознания» (Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук // Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 384). В этом он сходен с Вяч. Ивановым. Для С. Л. Франка философия — это и «миропонимание, которое предполагает отчётливое понимание природы и условий научного знания», и «жизнепонимание, самосознание человека, уяснение смысла и цели его собственного бытия», или точнее, «любая философия является… исповедью о том, что человек чувствует и любит, что будоражит его душу, в чём он находит себе опору и чем он живет» (См.: Плотников Н. С. С. Л. Франк о Хайдеггере (к истории восприятия Хайдеггера в русской мысли // Вопросы философии. 1995. № 9. С. 179).
Язык М. Бахтина, особенно в ранних произведениях невообразимо сложен; большая часть работ не была подготовлена им к публикации, сохранилась лишь в черновиках или набросках. Работы М. М. Бахтина полемичны. Полемический пафос его исследований обусловлен учением о диалоге, то есть всякое «понимание всегда… диалогично», «исследование становится спрашиванием и беседой, то есть диалогом» (Бахтин М. М. Указ. соч. С. 306, 309).
М. Бахтин признавал существование человека верховной и единственной ценностью в мире. С. Л. Франк трансцендировал человека за пределы общечеловеческого опыта; для него изолированно мыслимый индивид — это абстракция, потому что человек по самому существу своему немыслим иначе, как в качестве члена общества.
Различно их отношение к бытию. Для С. Л. Франка бытие — это всеединство («металогическое единство»); отношение «я-ты» — это особая, первичная форма бытия. Актуальной для него является проблема Абсолютного (Абсолютное, понимаемое как «Ты», есть Бог), подлинное понимание которого может осуществляться только в «диалоге любви», в «невыразимой мысленной молитве». Для М. Бахтина бытие организовано архитектонически, то есть бытие предполагает существование и взаимодействие множества личностных центров, диалогизирующих между собой и с верховной личностью; бытие как таковое — это поступок личности (его нравственный мотив — ответственность).