Выбрать главу

Выходит, что местные реформаторы были убеждены в неспособности ирландцев стать Божьим народом до тех пор, пока они не воспримут «римского закона». Еще более четко эту грань обозначали чужестранные оппоненты. Английские отцы церкви поносили ирландские нравы. Не менее критично оказались настроены и те иноземные воины и духовенство, которые в 70—80-х годах XII века обзаводились в Ирландии земельной собственностью. Эти сторонние наблюдатели и захватчики проявили замечательное искусство умолчания. По сути англо-нормандские походы на Ирландию в XII веке, выражаясь словами одного источника того времени, были движимы жаждой «земли либо денег22, лошадей, доспехов или боевых коней, золота или серебра…», но проанглийские авторы, в попытке дать иное обоснование, преуспели в некоей «демонстрации религиозного чувства»23 и рисуют ирландцев, выражаясь словами св. Бернара, «христианами только на словах, а по сути — язычниками»24. Они и были «язычники по сути», несмотря на провозглашение символа веры и христианские обряды, поскольку все устройство ирландского общества сильно отличалось от континентальной за -падноевропейской модели. К XII веку экономика и социальный уклад ирландцев казались англичанам, французам и итальянцам чем-то чуждым, а это означало, что отношение к ним было такое же, как к неверным, хотя формально ирландцы и были христиане. Точно так же, как в «Песне о Роланде» христианские рыцари, узрев в своих противниках доблестных воинов ислама, сожалеют о том, что они исповедуют не ту религию — «Будь они христиане, какими рыцарями они могли бы быть!»25 — так и в Ирландии воины-франки без труда распознавали чуждые традиции под оболочкой

1. Экспансия латинского христианства

31

единоверцев. Если иметь в виду раннюю историю ирландского мис -сионерства, то особенно метким надо признать то выражение, которым чаще всего определяют мотивы англо-нормандского вторжения в Ирландию: его задачей было «расширение границ Церкви». Иметь иные социальные модели означало не являться частью

Церкви.

Определение обособленности и принадлежности к чуждому миру АЛ3 западноевропейских идеологов XII века включало не только сопоставление по линии христианин-нехристианин, но также по динии цивилизация-варварство, причем два этих критерия зачастую дополняли и усиливали друг друга. Валлийцы были «грубые и необузданные» и следовательно, «исповедовали веру в Христа только на словах, а в реальной жизни и своих обычаях его отрицали»26. К русским, которые «исповедуют Христа только на словах, а на деле его отрицают», отношение было такое же, как к другим «примитивным славянам» и «диким народам нецивилизованного варварства»27. Все это заставляет думать, что одной приверженности латинскому церковному обряду и подчинения Риму еще было недостаточно для того, чтобы считаться полноправным членом христианского сообщества (ecclesia). Завоевывая окружающие и отличные от них государства, жители франкской Европы обнаруживали там и нехристиан (как в Восточной Европе и Средиземноморье), и местные разновидности христианской веры (как в кельтских странах). И если они не видели в христианских государствах сходства со сво -ими социальными и правовыми институтами, то их естественной реакцией было относиться к обоим этим явлениям как к одинаково чуждым. Экспансия Высокого Средневековья означала не только расширение границ латинского христианства, но и территориальное распространение определенного типа общественного устройства. Это общество самоидентифицировалось как римское, или хрис -тианское, одновременно считая кельтский мир чуждым себе. К XI веку термином «латинское христианство» следует обозначать не только принадлежность к определенной церкви или подчинение оп -ределенной церковной иерархии, но и определенный тип общества.

2. Аристократическая диаспора

«Благородный рыцарь, в силу своей доблести и тщания, очень часто добивается большого богатства и больших приобретений. И многие из них стали коронованными правителями, другие же имеют несметные богатства и невиданные владения»1.

Одним из самых поразительных проявлений экспансии X—XIII веков стало перемещение западноевропейской аристократии из родных мест в новые земли, где она оседала и, при удачном стечении обстоятельств, приумножала свои богатства. Эти иммигранты в большинстве случаев были родом из бывшей империи Каролингов. Нормандцы по происхождению становились феодалами в Англии, Уэльсе, Шотландии и Ирландии, а на юге — в Италии и на Сицилии, Испании и Сирии. Лотарингские рыцари оседали в Палестине, бургундские — в Кастилии, саксонские — в Польше, Пруссии и Ливонии, фламандцы, пикардийцы, пуатевинцы, провансальцы и ломбардцы пустились в путь, кто по суше, кто по морю, и тот, кому доводилось уцелеть, мог обрести новое могущество в незнакомой и экзотической стороне. Один нормандский искатель приключений стал властителем Таррагоны, а род из Пуату заполучил корону Кипра.

Этот период в истории аристократической диаспоры совпал с великой эпохой крестовых походов, и для многих именно со святого креста и началось переселение. Однако этим история не исчерпывается. В некоторых местах, в первую очередь на Британских островах и в христианских королевствах Восточной Европы, появление и расселение иммигрантов знатного происхождения шло независимо от крестоносцев. В других регионах, таких, как Испания или земли язычников-вендов, институты и идеология крестоносцев вышли на арену в тот момент, когда фактически уже полным ходом шел захват земель местными военными предводителями. В Южной Италии нормандцы действительно предприняли поход на Сицилию, дабы под папским знаменем и с папского благословения изгнать мусульман, но к тому времени они уже закрепились на своей базе в Южной Италии благодаря готовности сражаться с кем угодно — и римлянами, и греками, и мусульманами, и даже с самим папой. Для историка довольно сложно определить взаимосвязь между религиозным пылом первого крестового похода и вполне корыстной экспансионистской политикой, приверженность которой уже наглядно продемонстрировала светская аристократия Западной Европы.

2. Аристократическая диаспора

33

Многие знатные семейства участвовали не в одном таком захватническом походе, будь то крестовый поход или просто военная кампания. Жуанвили из Шампани — вот один из хорошо известных примеров подобного рода2. Имя этого дома известно благодаря тому, что в 1233—1317 годах во главе его стоял Жан Жуанвиль, друг и биограф Людовика Святого (Людовика IX Французского), фамилия Жуанвилей обосновалась в Шампани давно, первое письменное упоминание о ней относится уже к XI веку. Это были типичные франки-аристократы, их родовой замок стоял в Жуанвиле на реке Марне, они были участниками нескончаемых междоусобных войн того времени, чередовали пожертвования местным церквям с их разграблением, служили и вступали в брачные узы с такими великими фамилиями Шампани, как Бриенны, и медленно, но верно наращивали свое богатство и влияние. Такова была история и многих других аристократических родов.

Первым владельцем Жуанвиля, о чьей деятельности сохранились достаточно полные сведения, был Готфрид III. Впервые его имя упоминается в 1127 году рядом с именем графа Шампани. Он прожил долгую жизнь и скончался в И88 году. Готфрид служил сенешалем Шампани, был патроном новых монашеских орденов и, если исходить из источников, первым в своем роду участвовал в крестовых походах — он сопровождал графа во втором крестовом походе 1147 года. Участие в крестовых походах вскоре стало семейной традицией. Сын Готфрида III, Готфрид IV Жуанвиль, участвовал в осаде Акры в ходе третьего крестового похода, где и умер в 1190 году в окружении своих шампанских рыцарей. Его старший сын и наследник, Готфрид V, находившийся рядом с отцом во Святой земле в момент его смерти, тоже питал страсть к крестовым по -ходам. Проведя 90-е годы во Франции — в качестве сенешаля Шампани, то есть на важной должности в феодальной иерархии того де -сятилетия, он вместе с братом Робертом в 1199 году в Экри (Шампань) на большом турнире крестоносцев прилял крест. Ни одному из них не суждено было вернуться. Готфрид был в числе предводителей объединенной армии крестоносцев в Венеции, но отказался двинуть свой отряд на Константинополь и с небольшим войском направился в Святую землю. Умер он в Сирии в 1203 или 1204 году в Крак-де-Шевалье. Его брата Роберта другой волной занесло в противоположном направлении. Он отправился на юг Италии со своим родственником и земляком Вальтером, графом Бриеннским, который надеялся, прежде чем двинуться на Восток, утвердиться в своих правах на обретенную там землю и власть. В ходе кампании Вальтер пал в сражении при Апулии, а Роберт, судя по всему, разделил его участь; во всяком случае, к 1203 году его в живых уже не было. Еще один из братьев стал тамплиером. Крестовые походы со -брали свою жатву с мужской половины рода Жуанвилей.