От этих слов моя улыбка немного угасла.
Но я не буду плакать. Ведь если я начну, то уже не смогу остановиться.
— Да… мне вовсе не… грустно.
Мне нельзя плакать. Ведь если начну я, то не остановится уже никто.
— П-понятно.
— Смотрите — эта маленькая девочка старается изо всех сил! Народ! Так может, и мы напряжёмся и попробуем пережить это?!
— Ага!
— Да!
— Правильно! Рафталия-тян! Мы тоже не сдадимся! — воскликнул Кил-кун, который до того был готов вот-вот разреветься.
— Хорошо!
А затем прямо перед нами на землю спланировал символ нашей деревни, подаренный нам правителем-самой — флаг.
Он словно подтверждал, что мы сказали правильные слова.
Да, это будто… награда от следящих за нами папы и мамы.
Я взяла флаг в руки, затем взрослые нашли длинную палку, и я привязала его к ней.
— Это знак с небес! Ну что, народ! Отремонтируем наш дом?!
— Да!
После этого все в едином порыве начали изо всех сил работать над восстановлением деревни.
— Не-е-е-е-е-е-е-ет!
Я резко вскочила. Я… внутри палатки, служившей нам временным кровом.
Мой дом сгорел дотла, и я спала вместе с остальными.
Кажется, я видела сон.
— Ч-что это сейчас был за крик? — спросил меня подбежавший дедушка.
— Что?
— Ты ведь сейчас дико кричала, Рафталия?
— Правда?
Я должна улыбаться, иначе испорчу всем настроение.
— Все хорошо! Просто сон нехороший попался.
— Л-ладно, если так. Береги себя, не мучайся понапрасну.
— Берегу-берегу, не переживайте так!
Папа. Мама.
Я буду стараться. Изо всех сил…
На следующее утро.
Решив оставить пока выгоревшие и обвалившиеся дома, мы сконцентрировались на ремонте тех, в которых ещё можно было жить.
А ещё… мы выделили людей для того, чтобы они похоронили тех жителей деревни, чьи трупы прибило к берегу.
Взрослые самозабвенно восстанавливали деревню.
Дети тоже работали, стараясь помогать им.
Но запасы еды вызывали беспокойство.
Сначала мы собирались рыбачить и есть улов, но море бушевало, и эту мысль пришлось оставить.
— Остается только…
Мы пересчитали выживших.
От населения деревни осталась лишь четверть.
И всё же дедушка призывал думать о тех, кто ещё жив.
— Но мы всё ещё живы. Всё как ты и сказала, Рафталия-тян.
— Угу!
Тогда… я ещё не знала, что все наши усилия будут безжалостно растоптаны.
— А! Что вы делаете?!
На деревню набежали враждебно выглядящие люди и начали первым делом рубить всех взрослых.
— И-и?!
— К-кто вы такие?!
— Ха-ха-ха, похоже слухи о том, что полулюди выжили, оказались правдивыми.
— Ага, и теперь их никто не защищает, а значит на них можно неплохо заработать.
— Во-во! Получай!
Дедушка шагнул вперед и гневно воскликнул:
— Правитель-сама ни за что не простит вам этого! Здесь неподалеку всё ещё находятся солдаты из замка!
В ответ на эти слова плохие люди дружно расхохотались.
— Мёртвым правителем ты нас не запугаешь. А кроме того…
Это случилось за мгновение. Я была так напугана, что не успела понять, что произошло.
Из живота дедушки торчал меч плохого человека.
— Э?..
— Кха-а…
— Ты хоть знаешь, что мы и есть те солдаты, о которых ты говоришь?
— Да ничего они не знают.
— Я уж понял.
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Дедушка повалился на землю, отплевываясь кровью… и вскоре окоченел.
Под моими ногами растекалась красная лужа…
— А, а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Меня охватила паника. Не понимая, что ещё делать, я пустилась бежать.
— Не упустите её! Убивайте всех стариков! Женщин и детей можно продать, их брать живыми!
Что случилось после этого, я помню плохо.
— Не-е-е-ет!
— Заткнись! Получай!
— А, ух…
Кажется, кто-то схватил меня за волосы, а потом изо всех сил ударил.
Прошла неделя. Каждую ночь я видела в своих кошмарах последние мгновения жизни моих папы и мамы.
В тот самый день меня поймали и продали как рабыню.
Сначала мне попался довольно добрый человек. Кажется, он хотел сделать из меня служанку. Но… по неизвестной причине продал меня назад.
А затем…
— Н-н-на!
— Кх…
Почему? Почему он делает такие ужасные вещи?
Толстый неприятный мужчина. Он посадил меня в темницу под каким-то большим особняком в неизвестном мне городе.
И вместе со мной он… нет, чуть раньше меня он купил и Лифану-тян.
И каждый день, когда у него появлялось настроение, он подвешивал нас на цепях и хлестал кнутом.
Он бил нас, не переставая. Мы истекали кровью, а он всё продолжал неистовствовать.
Если мы пытались хоть немного возмущаться или жаловаться, то к ударам кнута добавлялись мучения от странного рисунка на груди, называвшегося Печатью Раба, и боль эта была почти невыносимой.