Но я не сдавалась.
Будь на моём месте папа или мама, они бы выдержали.
Поэтому я ни за что не сдамся.
— Рафталия-тян… кхе.
— Не волнуйся. Мы обязательно, обязательно вернёмся в нашу деревню!
Когда мы воссоединились здесь с Лифаной-тян, она уже была простужена. Но мужчина всё продолжал хлестать её кнутом.
— Да… ты пра… ва.
Что этот мужчина хочет от нас? Что такого весёлого он находит в том… что хлещет нас кнутом?
— Ха! Опять вы там о чём-то мечтаете?!
Удар — и из раны на моей спине хлынула кровь.
От боли из глаз тут же хлынули слезы.
— Реви, реви громче!
— У-у, гху!
В тот день мои пытки были особенно жестокими.
Когда он, наконец, отпустил меня, и моё истерзанное тело вновь почувствовало под собой грязный пол, я на четвереньках подползла к больной Лифане-тян, чтобы как-то помочь за ней.
Все, что мы сегодня ели, — мерзкий, вонючий суп, похожий на грязную воду.
— Ха-а… ха-а…
Я помогла Лифане-тян выпить его, чтобы продлить ей жизнь.
Ничего, мы обязательно вернёмся в деревню. Ведь… там нас уже заждались.
— Потерпи, я обязательно спасу нас.
Я осторожно, чтобы не создавать лишнего шума, подтачивала камешком прутья решетки, собираясь потом сломать её. Выбравшись из клетки, мы смогли бы скрыться. А затем — и сбежать!
— С… па… сибо…
— Ага! Все ждут нас!
Мои папа и мама оставили деревню на меня.
И её жители наверняка помогут нам.
Наверняка скоро сюда придет Садина-тян с остальными. Нам нужно лишь дожить до этого.
— А-а… я вспоминаю… тот день. Помнишь? Раф… тали… я? — лежавшая на спине Лифана-тян протянула к потолку дрожащую руку. — Помнишь?.. Флаг… правителя… самы… помнишь?
— Да… да, — я крепко сжала протянутую ладонь Лифаны-тян в своих руках.
Я хорошо помню тот флаг, что придал жителям сил.
Это был прекрасный, мирный момент, тогда можно было позабыть о невзгодах.
Но его уже не вернуть.
Поэтому я должна вернуть спокойствие того дня своими собственными руками…
— Кхе! Кхе…
День третий…
Послышались звуки шагов того мужчины.
— Лифана-тян! Кхе!
Снова пришло время адских мук. Я заразилась простудой от Лифаны-тян. Но это ничего.
Я прикрыла наполовину сломанные прутья клетки соломой.
— …
Лифана-тян ничего не ответила.
— Лифана-тян?
Мужчина подошел к клетке, открыл дверь и потрогал Лифану-тян.
— …Сдохла, что ли? Беда, — произнёс он, поднимая её одной рукой и осматривая.
Лифана-тян бессильно свисала с его руки, не подавая признаков жизни.
— Я вот-вот собирался сдать её обратно, а она возьми и сдохни. Мне же штраф платить придётся!
С этими словами он пнул Лифану-тян, словно испортившуюся игрушку.
Как я уже потом узнала, он получал наслаждение от пыток рабов-полулюдей и их страданий.
Нас называли «вопящими рабами» и сдавали в личное пользование напрокат.
— И-и?!
Э? Э? Лифана-тян?
Это… это ведь шутка, да?
Я коснулась Лифаны-тян дрожащими руками.
И когда я ощутила ужасный холод её тела, моё сердце дрогнуло.
Нет, Лифана-тян!
Скорбь, страх, гнев по отношению к несправедливости, отчаяние.
Отрицательные эмоции грязным потоком хлынули в моё сердце, превращая его в болото.
Почему? Ведь Лифана-тян не делала ничего плохого!
— Да и ты надоела каждый вечер кричать! Спать не даёшь!
— Ик, гх… Ли… фана… тян!
Мужчина подвесил меня и начал хлестать кнутом. В этот раз он орудовал им особенно долго.
Но я ни на мгновение не сводила глаз с Лифаны-тян и совершенно не ощущала боли.
— Ах, да. Ты там всё говорила о какой-то деревне, в которую хочешь вернуться, да?
— …
Мне незачем было отвечать ему. Ведь это был дом, в котором меня ждали.
— Кажется, твоя деревня давно заброшена. Вот доказательство.
С этими словами мужчина показал мне хрустальный шар.
Шар засветился и спроецировал на стену изображение деревни.
Там… никого не было… деревня выглядела ещё хуже, чем когда я покинула её.
Но главным доказательством были останки безжалостно сожжённого флага.
— А-а, мне кто-то говорил, что ты — та самая девочка, которая подбадривала жителей той деревни. Но все бросили её и бежали.
— А…
Мужчина злорадно рассмеялся. Видимо, он был доволен тем, что увидел меня такой после того, как я упорно не поддавалась.
— У… у-а-а-а-а-а-а…
И тогда… я почувствовала, что внутри меня что-то сломалось.
Мне стало всё равно.
В той деревне, которую оставили мне папа и мама, никого не осталось.
И что же мне тогда… делать?
У меня больше никого не осталось.
— Реви!
Боль сводила меня с ума.