Служба Гитлера не позволяла ему держаться в стороне, поскольку солдатам в Мюнхене было приказано поддерживать и защищать новый порядок. Поскольку всё чаще у людей возникало желание противостоять новому режиму, Курт Айснер вынужден был отказаться от своих пацифистских убеждений и положиться на поддержку тех солдат в Мюнхене, которые, подобно Гитлеру, выбрали отказ от демобилизации. Как замечает 2 декабря Йозеф Хофмиллер: «Толпа пришла к министерству иностранных дел, чтобы заставить Айснера выйти и потребовать от него отставки. Но немедленно подъехал военный автомобиль. Пулеметы, направленные на толпу, заставили ее быстро рассеяться. Солдаты заняли [примыкающий] „Баварский Двор“».
Одной из задач для Гитлера и других солдат в Мюнхене была защита режима от антисемитских атак, которые быстро увеличивались в числе, не в последнюю очередь вследствие бросающегося в глаза вовлечения в революцию евреев, не родившихся в Баварии. Например, как Айснер, так и его главный помощник Феликс Фехенбах были не баварскими евреями. Рахель Штраус и некоторые из её друзей среди установившегося в Мюнхене еврейского сообщества ощущали тревогу с момента взятия власти Айснером по поводу того, как на отношение к евреям может повлиять революция. «Нас в то время стало беспокоить, как много евреев неожиданно стало министрами», — вспоминала Штраус спустя много лет. «Вероятно, дела хуже всего обстояли в Мюнхене; дело не только в том, что было много евреев среди вождей, но даже ещё больше среди правительственных служащих, с которыми сталкиваешься в правительственных зданиях. […] Это была большая беда. Это было началом еврейской катастрофы […] И не то, что мы знаем это только теперь; мы знали это тогда, и мы так и говорили».
Действительно, через несколько часов после свержения старого порядка в Мюнхене стали слышны голоса, обвиняющие новый режим в том, что им управляют евреи. Например, оперная певица Эмми Крюгер, подруга и любовница Рене Шварценбах-Вилле, отметила в своём дневнике 8 ноября: «Оборванные солдаты с красными флагами, пулемёты, „поддерживающие порядок“ — стрельба и крики повсюду — революция в полном разгаре. […] Кто у власти? Курт Айснер, еврей?? О, Боже!» В тот же день Хофмиллер написал в своём дневнике: «Наши еврейские соотечественники, похоже, беспокоятся, что ярость толпы может повернуться против них». Более того, маленькие листовки, направленные против Айснера и евреев в целом, были расклеены на Фельдхеррнхалле, монументе, прославляющем военные победы Баварии в прошлые времена, на месте множества народных собраний.
Через неделю после возвращения Гитлера в Мюнхен его решение остаться в армии было вознаграждено. Оно позволило ему воссоединиться с членом его «суррогатной» семьи на фронте, с которым он был ближе всего во время войны: Эрнст Шмидт, живописец и член профсоюза, связанного с социал-демократической партией. Как и Гитлер, Шмидт выбрал остаться в армии, когда 28 ноября он явился в демобилизационное подразделение Списочного полка. Шмидт вернулся в Мюнхен задолго до того, как другие солдаты полка прибудут обратно в столицу Баварии, поскольку он был в отпуске дома с начала октября. Вследствие развала Западного фронта ему не требовалось более возвращаться в северную Францию и Бельгию.
Шмидт, подобно Гитлеру, был одним из его собратьев-связных в штабе полка на Западном фронте. Это было далеко не единственное сходство между Гитлером и Шмидтом. Оба были не-баварцами, родились в один и тот же год вдали от баварской границы — Шмидт вышел из Вюрцбаха в Тюрингии, в то время как Гитлер родился вблизи южной границы Баварии, в Браунау-ам-Инн в Верхней Австрии. Оба, Шмидт и Гитлер, жили в довоенной Австрии и их общей страстью была живопись: Гитлер как рисовальщик почтовых открыток и честолюбивый художник, Шмидт как художник орнаментов. Они даже внешне выглядели в некоторой степени схоже: оба были худощавы, хотя Гитлер был слегка выше, а у Шмидта были светлые волосы. Как и Гитлер, Шмидт был одинок. Как и Гитлер, он не выказывал какого-либо явного глубокого интереса к женщинам, и подобно Гитлеру, у него не было близкой семьи, к которой можно вернуться. Единственное настоящее различие было в их религиозном воспитании: в отличие от Гитлера, который номинально был католиком, Шмидт, как многие будущие национал-социалисты, был протестантом. Помимо этого, Шмидт и Гитлер выглядели и действовали почти как близнецы.