Поскольку написание восхваляющего его биографического очерка им самим едва ли прошло бы хорошо у традиционных консерваторов, Гитлер решил, что более подходящим будет найти консервативного писателя, у которого не было предшествующего вовлечения в национал-социализм, кто согласится одолжить своё имя для очерка и заявит, что это он составитель и комментатор речей. Другими словами, Гитлер написал автобиографию, но хотел опубликовать её как биографию под чьим-то другим именем так, чтобы прорекламировать информационный материал о себе в предвосхищении национальной революции. Если найти консервативного писателя, желающего представить себя автором первой из всех опубликованных биографий Гитлера, то это отплатилось бы вдвое: бесстыдный акт самопродвижения Гитлера был бы скрыт, и в то же время было бы создано впечатление, что он уже получает широкую поддержку среди традиционных консерваторов.
Так как с помощью Эрвина фон Шойбнер-Рихтера Гитлер и Эрих Людендорф всё чаще обменивались мнениями о необходимости инициировать национальную революцию, то Гитлер обратился к отставному генералу для помощи в отыскании автора для своей книги. Людендорф был рад оказать услугу и свёл Гитлера с молодым человеком, которого хорошо знал: Виктором фон Кёрбером.
Голубоглазый и светловолосый молодой аристократ отлично отвечал всем требованиям. Кёрбер был героем войны и писателем, чувствовавшим себя привлечённым обещанием нового консерватизма, который перебросит мостик между консерватизмом старого стиля и национал-социализмом. Моложе Гитлера на два года, он происходил из аристократической протестантской семьи в Западной Пруссии, одном из форпостов немецкого консерватизма. Он вырос на острове Рюген в Балтийском море, где его отец служил губернатором округа, и впоследствии избрал карьеру профессионального солдата и офицера в элитных войсках. В 1912 году Кёрбер тренировался в качестве одного из первых лётчиков-истребителей в вооружённых силах Пруссии. Однако, поскольку его истинной страстью была литература, то перед Первой мировой войной он покинул армию и в столице Саксонии Дрездене начал новую карьеру поэта, драматурга и художественного критика. Он также много путешествовал по Европе. Во время войны он вновь поступил на военную службу, служил сначала на Западном фронте, а затем был переведён в главный штаб военно-воздушных сил в Берлин, где возглавлял департамент прессы. В 1917 году он был демобилизован по причине здоровья и вернулся в Дрезден, прежде чем переехать в Мюнхен весной 1918 года.
Весной 1919 года он покинул город после установления в нём Советской республики и вступил во Вторую Морскую бригаду (Вильгельмсхафен), дивизион Леттов-Форбек, где он отвечал за пропаганду. В начале мая он был среди войск, которые положили конец Советской республике. Именно в это время Кёрбер начал рассматривать большевизм как глобальную опасность, что продолжит быть его основной заботой на многие предстоящие годы.
Даже хотя он покинул вооружённые силы в июле 1919 года, следующей весной он участвовал в злополучном капповском путче. Тем временем антисемитизм Кёрбера усиливался, как свидетельствует письмо, написанное им брату весной 1922 года: «В настоящее время расовые исследования продвинулись достаточно далеко, чтобы определить и доказать то, как международное еврейство через своих людей целенаправленно стимулировало разложение немцев». Кёрбер жаждал претворить свой антисемитизм в жизнь: «Неделями я пытался найти работу, — говорил он своему брату. — Везде предпочитали увольнять, нежели нанимать. Кроме того, само по себе очень трудно найти что-либо подходящее. Работа пропагандиста для национальной партии, антисемитизм, который здесь сильно расцветает, были бы подходящими. Но эти должности редкие и притом плохо оплачиваются».
Однако позже в тот год его судьба начала улучшаться. Он на несколько месяцев ездил в Финляндию с антибольшевистской миссией для изучения того, как финны победили русских зимой 1918–1919 гг. и приобрели национальную независимость. После его возвращения из Скандинавии в столицу Баварии в середине октября 1922 года он начал работать корреспондентом для трёх финских газет. Тем не менее, как он жаловался своему брату, дела всё ещё обстояли скверно, и не только потому, что финские газеты, для которых он писал, ненадёжно платили ему: «Мы здесь просто разрушаемся физически. Какой смысл всей тяжкой работы, всего статуса, чести и славы. Еврейство хочет разрушить всю интеллигенцию и средний класс, как в России. [Народ] мчится к своему собственному уничтожению! Мы всеми силами работаем, чтобы сорвать маску с еврейства».