Выбрать главу

Хотя ему не заплатили за некоторые из его статей, его новая работа оправдалась для него политически. В результате своей работы иностранным корреспондентом он завязал контакт с Людендорфом, которого он прежде встречал во время войны и которым восхищался с оптимизмом молодости. Как и Ульрих фон Хассель — консерватор, написавший манифест о будущем консерватизма после Первой мировой войны — Кёрбер верил, что к старому консерватизму возврата нет. Он полагал, что следует обратиться к социальному вопросу. И он был того мнения, что рабочий и средний классы могут посеять семя, из которого вырастет новая и омолодившаяся Германия. Таким образом, Кёрбер видел в развивающемся сотрудничестве Людендорфа с Гитлером реализацию мечты о консерватизме нового вида, который оживит Германию. Трудно было представить лучшего консервативного писателя, чем Кёрбер, в качестве фасада книги Гитлера.

После того, как Людендорф познакомил Гитлера с Кёрбером в своём доме и сделка между ними относительно книги Гитлера была заключена, молодой аристократ и вождь NSDAP встречались лицом к лицу ещё только два раза. Книга появилась той осенью под названием Adolf Hitler, sein Leben, seine Reden («Адольф Гитлер. Его жизнь и его речи»). Поскольку книга была в продаже только несколько недель до того, как она была запрещена и конфискована, её воздействие было гораздо более ограниченным, чем Гитлер надеялся и ожидал, несмотря на то, что она и была отпечатана тиражом в семьдесят тысяч экземпляров. И всё же книга имеет меньшее значение в плане действительного воздействия на консерваторов в Германии, чем свет, который она проливает на то, каким Гитлер видел себя осенью 1923 года, и на то, как он старался улучшить свой образ в то время, чтобы стать национальным лидером правого крыла в политике, а не политическим активистом без гражданства, вынужденным жить под угрозой депортации, как это было ранее в том году.

Книга опровергает то представление, которое Гитлер время от времени признавал своими словами, что до написания Mein Kampf он видел себя только как «барабанщика», который призывал других и не имел амбиций вести Германию в будущее. В своём автобиографическом очерке он вложил в уста Кёрбера своё собственное определение, что он был «вождём наиболее радикального подлинного национального движения». Далее, автобиографический очерк описывал его как «архитектора» (Baumeister), который «строит могучий собор Германии». И он призывал людей вручить власть ему, как человеку, «кто и готов, и подготовлен вести борьбу Германии за освобождение».

Как свидетельствует более ранний призыв Гитлера к гению стать новым вождём Германии, было бы странно доказывать, что он просто хотел играть роль «барабанщика» для какого-то другого, нового гения. Так как в соответствии с идеями времени гении были не общепризнанными фигурами, но людьми с прошлым и историями жизни, очень похожими на его, то почему бы ему хотеть быть «барабанщиком» для личности, как он сам, а не быть этой личностью самому? Более того, сам факт того, что в 1921 году Гитлер принял положение вождя NSDAP на том условии, что ему будут даны диктаторские полномочия, указывает на человека, который не желал быть просто пропагандистом для кого-то другого.

Книга Гитлера 1923 года демонстрирует, что не только другие люди видели в нём «мессию», но и — как уже показала размолвка с Дитрихом Экартом летом — он сам так считал. В его автобиографическом очерке постоянно используется библейский язык, доказывая, что изданная под именем Кёрбера книга должна «стать новой библией сегодняшнего времени, так же, как „Книга немецкого народа“!» В ней также используются такие термины, как «святой» и «спасение». Более важно то, что она прямо сравнивает Гитлера с Иисусом, уподобляя заявленный момент его политизации в Пазевалке воскрешению Иисуса:

Этот человек, предначертанный к вечной тьме, который в течение этого часа вынес мучения на безжалостной Голгофе, который страдал телом и душой; один из наиболее несчастных среди этой толпы сломленных героев: глаза этого человека будут открыты! Спокойствие будет возвращено его перекошенным чертам. В исступлённом восторге, который даруется только умирающему пророку, его мёртвые глаза будут наполнены новым светом, новым блеском, новой жизнью!