Его эпизодическое настаивание на том, что он «барабанщик» для кого-то другого, равно как и его прежнее показное нежелание принять пост вождя NSDAP, следует рассматривать в ключе западных традиций и ожиданий, ведущих начало от эпохи Рима, в соответствии с которыми будущий вождь делает вид, что его не интересует власть, даже если он всё время ищет способы, как получить её. Они делают это как по тактическим причинам, так и для соответствия популярному мнению о том, что если кто-то слишком сильно рвётся к власти, то ему не следует доверять. Как известно, Юлий Цезарь отверг корону римского императора трижды. Вильям Шекспир, который в Германии начала двадцатого века был столь же популярен, как и в своей родной Англии, в пьесе «Юлий Цезарь» вложил в уста одного из убийц Цезаря, когда его спросили, подтверждение этого: «Клянусь, что трижды, и он трижды отталкивал ее, с каждым разом все слабее, и, когда он отталкивал, мои достопочтенные соседи орали.[12]»
Убийца ясно даёт понять, что отказ Цезаря был противоположным тому, чего он пытался достичь:
Я видел, как Марк Антоний поднес ему корону; собственно, это была даже и не корона, а скорее коронка, и, как я вам сказал, он ее оттолкнул раз, но, как мне показалось, он бы с радостью ее ухватил. Затем Антоний поднес ее ему снова, и он снова оттолкнул ее, но, как мне показалось, он едва удержался, чтобы не вцепиться в нее всей пятерней. И Антоний поднес ее в третий раз, и он оттолкнул ее в третий раз, и каждый раз, как он отказывался, толпа орала, и неистово рукоплескала, и кидала вверх свои пропотевшие ночные колпаки, и от радости, что Цезарь отклонил корону, так заразила воздух своим зловонным дыханием, что сам Цезарь чуть не задохнулся; он лишился чувств и упал; что касается меня, то я не расхохотался только из боязни открыть рот и надышаться их вонью[13].
Написание автобиографии и затем издание её как биографии под чужим именем в комбинации с речами, которые он произносил, под своим собственным именем, помогло Гитлеру в его стремлении создать политически полезную легенду. Это подготовило почву для вождя нового типа. Ещё не называя его открыто этим вождём, это хитрым образом создало восприятие публикой пробела, который только он мог заполнить, потому что призыв к «гению» исключал любого с давно установившимся публичным образом. Вкратце, Гитлер, как коварный политический оператор, использовал свою книгу 1923 года для эксплуатации того способа, каким работали политическая система Германии и публичная сфера, чтобы систематично построить место для себя. Однако его возникающие таланты как интригующего политического оператора подпитывали его мегаломанию, результатом чего стала преждевременная попытка захвата власти. Как вскоре он жёстко узнает, он всё ещё был, скорее, учеником в политике, чем мастером, каким себя представлял.
Между тем последующая жизнь Виктора фон Кёрбера будет идти параллельно жизни Карла Майра, прежнего политического наставника Гитлера, который станет близким другом Кёрбера. Оба они были близко связаны с возвышением Гитлера — и были до некоторой степени ответственны за него — однако оба станут к нему враждебно настроены. Они оба станут вести проигранную битву в своей попытке закрыть ящик Пандоры, который открыли, помогая Гитлеру, окончив свои жизни в нацистском концентрационном лагере.
В 1924 году Кёрбер начнёт прозревать в отношении национал-социализма и в конечном счёте порвёт и с Гитлером, и с его партией. Как напишет Кёрбер в 1926 году кронпринцу Вильгельму, старшему из сыновей кайзера Вильгельма II, с которым он дружил: «Движение Гитлера в таких жутких и постыдных обстоятельствах, что не может быть никаких сомнений в том, что с ним практически покончено. Это во многих отношениях прискорбно. Это прискорбно для людей, чья вера была предана».
В тот же самый год военизированный Jungdeutscher Orden («Орден молодых немцев»), членом которого он не был, отправит Кёрбера на девять месяцев во Францию наладить контакт с ассоциациями французских ветеранов и озвучить вопрос поиска возможности возобновления дружественных отношений. В конце 1920-х он будет отстаивать франко-германскую политическую и экономическую интеграцию как ядро объединения Европы, что он станет полагать единственным путём для Европы, чтобы быть способной стоять на равных позициях с Соединёнными Штатами и таким образом выжить. В конце 1920-х и в начале 1930-х он станет регулярно писать для венского ежедневного Neues Wiener Journal, а также для газет либерального еврейского издательского дома Ullstein, в которых он будет предостерегать о большевизме и германском сотрудничестве с русским большевизмом, так же как и против национал-социалистов, в ком он распознает «гитлеровских большевиков». Для него большевизм и национал-социализм Гитлера будут двумя сторонами одной монеты. Уже весной 1931 года он будет считать «современное движение Гитлера величайшей опасностью, какую когда-либо видело наше Отечество».
12
Текст оригинала: Ay, marry, was't, and he put it by thrice, every time gentler than other; and at every putting-by mind honest neighbours shouted. (Вильям Шекспир, «Юлий Цезарь», перевод Михаила Зенкевича — примечание переводчика)