Более того, его эпизодическая идеологическая гибкость и периодические неожиданные перемены в его политических идеях, как это выражено, например, в быстром изменении в его расизме в 1924 году, указывают, что существовало две части его мировоззрения. Первая часть составляла внутреннее ядро идей, которые были построены на иррациональных убеждениях, но которые были замечательно согласованными, если принять лежащие в их основе иррациональные исходные принципы. Взгляды Гитлера о евреях, о политической экономике и финансах, о природе истории и исторических переменах, о человеческой природе и социальном дарвинизме, о государственных системах, о необходимости сплотить все социальные классы и установить социализм на национальной основе, о необходимости строить государства, которые имеют достаточно территории и ресурсов, и о природе международной системы и геополитики в более общем плане — все они были частью этого внутреннего ядра. Всё, что было за пределами этого — включая идеи, что были очень важны для многих других национал-социалистов — было для Гитлера второй частью его мировоззрения. Они функционировали попросту как средство достижения цели, вот почему Гитлер был чрезвычайно гибок, когда имел с ними дело: он был готов менять их или даже заменять их чем-то иным в любое время, если этого требовала целесообразность.
С завершением написания Mein Kampf метаморфоза Гитлера из незначительного человека со всё ещё неопределёнными и переменчивыми политическими идеями в национал-социалистического вождя была завершена. Ко второй половине 1920-х Адольф Гитлер, который при власти почти поставит мир на колени, становился видимым. Например, вскоре после публикации второго тома Mein Kampf было введено приветствие национал-социалистов «Heil Hitler» [ «Да здравствует Гитлер»]. Однако термин «наци» ещё не стал общеупотребительным в отношении Гитлера и его сторонников. В ходу были другие определения, которые впредь выйдут из употребления. Например, в октябре 1926 года люди говорили о национал-социалистах как о «нацисоци» (Nazisozis). Также только после 1924 года члены SA (Sturmabteilung) и члены партии станут носить коричневые рубашки. До того члены SA носили импровизированную униформу, включавшую ношение ветровок и шерстяных лыжных шапок.
Из перспективы 1926 года — года публикации второго тома Mein Kampf — будущее Гитлера и судьба его идей зависели как от него самого, так и от выбора и решений миллионов немцев, которые в последующие годы станут обеспечивать его правление и будут вовлечены в преступления Третьего Рейха.
Трагедия Германии и мира в том, что Гитлер оказался в Мюнхене после Первой мировой войны и революции 1918–1919 гг. Если бы не политическая ситуация в послереволюционной Баварии, а также не полуавторитарное соглашение в марте 1920 года, то не было бы почвы, на которой расцвели бы он и NSDAP. Подобным образом, трагедия Германии и мира была в том, что между 1923 и временем, когда он пришёл к власти в 1933 году, Германия в целом не напоминала Баварию более близко. Мюнхен, в частности, оказался политически запретным местом для NSDAP. Хотя город и произвёл партию, NSDAP боролась за привлечение избирателей в столице Баварии. На протяжении конца 1920-х и в начале 1930-х трое из пяти избирателей в Мюнхене поддерживали либо BVP, либо социал-демократов, в то время как только один из пяти голосовал за NSDAP.
Благодаря организационной силе BVP, партия Гитлера никогда не станет сильнейшей партией в Баварии на свободных выборах. Демократия держалась в Баварии в 1933 году дольше, чем где бы то ни было еще в Германии. Вкратце, если бы не Бавария, то Гитлер вряд ли бы превратился в национал-социалиста. Но если бы остальная Германия была более сходна с Баварией, то вряд ли Гитлер когда-нибудь пришёл бы к власти.
Эпилог
Когда Гарвардский Музей Германского искусства — ныне приют для университетского центра европейских исследований — в середине 1930‑х заказал Льюису Рубинштейну написать фрески для своего входного холла, молодой американский художник решил, что он должен применить своё искусство для атаки на Гитлера и его осмеяния. Фрески еврейского художника с семейными корнями в Германии и в Польше изображали сцены из любимого оперного произведения диктатора «Кольцо Нибелунгов» Рихарда Вагнера. В центре своих фресок, как раз над главным входом в музей, Рубинштейн нарисовал Гитлера в образе Альбериха, злобного карлика и антагониста героев круга Кольца, главный среди которых Зигфрид.