Если война не «сделала» Гитлера, то возникает очевидный вопрос: каким образом было возможно, что в течение года после его возвращения в Мюнхен, этот непримечательный солдат — неуклюжий одиночка с неустойчивыми политическими взглядами — стал глубоко антисемитским национал-социалистическим демагогом? Равным образом возбуждает любопытство то, что через пять лет он напишет книгу, которая претендовала на решение всех мировых политических и социальных проблем. Со времени публикации книги «Первая война Гитлера» (Hitler's First War) было издано множество книг, пытавшихся ответить на эти вопросы. Принимая в различной степени то, что война не радикализовала Гитлера, они предполагают, что Гитлер стал Гитлером в постреволюционном Мюнхене, когда он впитал идеи, что уже были всеобщими в послевоенной Баварии. Они представляют образ побуждаемого местью Гитлера с талантом политического оратора, который он использовал для поношения тех, кого он считал ответственными за проигрыш Германией войны и за революцию. Кроме того, они рассматривали его как человека, который был чем угодно, но не серьёзным мыслителем, и как человека, выказывавшего мало талантов в роли политического ловкача, по крайней мере до середины 1920-х годов. Вкратце, они изображали его как имевшего более или менее неизменные взгляды и мало собственных амбиций, поскольку он был влеком другими лицами и обстоятельствами.
Читая в последние годы новые книги о Гитлере, я инстинктивно нашёл противоречащей здравому смыслу мысль о том, что он неожиданно воспринял полный набор политических идей вследствие Первой мировой войны и придерживался их всю свою остальную жизнь. Но только во время написания этой книги я понял, насколько далеко от истины эти авторы были. Гитлер не был движимым местью человеком с неизменными политическими идеями, которого вели другие и у кого были ограниченные личные амбиции. Это также было время, когда я пришёл к пониманию важности лет перерождения Гитлера — от конца войны до времени написания им Mein Kampf — для нашего понимания движущих сил Третьего Рейха и Холокоста.
Знакомясь с новой литературой о Гитлере, я также нашёл невозможной ту мысль, что он просто впитал идеи, которые были всеобщими в Баварии, поскольку во время войны он уже был в отношениях любви-ненависти с Мюнхеном и Баварией. Как человеку, мечтавшему об объединённой Германии — пангерманисту, в то время таких людей так именовали — Гитлеру причиняло глубокие страдания католическое, анти-прусское баварское местничество — чрезмерная преданность интересам Баварии — которое царило в самом южном государстве Германии и среди многих солдат его полка. Важно помнить, что Бавария гораздо старше Германии как политическая единица. Когда Бавария стала частью объединённой Германии после основания Германского Рейха во главе с Пруссией в 1871 году, то новая империя была федерацией множества немецких монархий и княжеств, среди которых Пруссия была только самой большой.
Все они сохранили много от своего суверенитета, как очевидно из того факта, что в Баварии остался свой собственный монарх, вооружённые силы и министерство иностранных дел. Кайзер Вильгельм, глава Германии, несмотря на всё своё бряцание оружием, был только первым среди равных из монархов Германии.
Как результат столкновения с сильным возрождением анти-прусских настроений и местничества в Мюнхене, когда он выздоравливал зимой 1916–1917 г от ранения в бедро, которое получил на Сомме, Гитлер не проявил никакого интереса к посещению Мюнхена при двух последующих возможностях, когда ему давали отпуск домой с фронта. Оба раза он предпочёл остаться в Берлине, столице как Пруссии, так и Германского Рейха. Это предпочтение столицы Пруссии над Мюнхеном составило двойное неприятие последнего: это было не только отрицательное решение против Мюнхена и Баварии, но также и положительное в пользу Берлина и Пруссии в то время, когда нигде в Германии не ненавидели Пруссию столь сильно, как в Баварии. В то время многие баварцы думали, что это Пруссия виновата в том, что война всё ещё продолжается.
В противоположность к тому образу, который порой формируется о Баварии как о месте зарождения нацистской партии, политическое развитие Баварии выглядело многообещающим, по крайней мере до конца Первой мировой войны. Глядя с довоенной перспективы, было бы обоснованным предположение, что в конце концов произойдёт полная демократизация Баварии. Часто слышимое мнение, что немецкая демократия была мертворожденной вследствие безуспешной и незавершённой революции в конце Первой мировой войны, что в конечном счёте привело страну в бездну после 1933 года, основано на неверном предположении, что революционное республиканское изменение было предпосылкой для демократизации Германии. Это проистекает от чрезмерного поклонения духу американской революции 1776 года и французской революции 1789 года. Это также является результатом неведения, окружающего то, что можно назвать духом 1783 года, финального года американской войны за независимость. Этот год отмечает начало эры постепенных реформ, постепенного изменения и конституционной монархии в самой Британии и в оставшейся части её империи. В течение последующего столетия или около того дух 1783 года был столь же успешен по всему земному шару, как был успешен дух 1776 и 1789 годов в распространении свободы, правового государства и гуманитарных идеалов, и в поощрении демократизации. Решающим образом доморощенная политическая традиция Баварии разделяла свои главные черты с духом 1783 года, но не с духом 1776 и 1789 годов.